Калейдоскоп

Замолчав ненадолго, косматый зверь глубокомысленно покачал головой:

– Ну вот, что ты не говори, Волчик, а все-таки еноты для нас немало сделали. Взять хотя бы места кормёжки… Жрать ведь всегда охота! А медицинские роботы, а всякие прочие вещи? Вот в прошлом году, помню, у меня зуб зверски разболелся…

– Ну, знаешь, жратва могла бы там и получше быть, – перебил его волк, – Они все бурчат, дескать, дрожжи – все равно что мясо, такие же они питательные, и так далее. Обалдеть! Ну да, конечно! Но разве вкус с мясом сравнишь…

– А ты-то, волчина, откуда знаешь? – оторопело спросил Молния.

Волк замялся только на секунду:

– О чём ты? То есть… как откуда? Мне дед мой говорил. А он такой разбойник был – нет-нет, да закусит олениной. Он, дедушка мой, и рассказал – какой вкус у сырого мясца. Правда, тогда не было столько охранников, сколько их теперь развелось.

Росомаха зажмурился, потом снова открыл глаза:

– Эх, кто бы мне рассказал, какой вкус у косульки… В роще у соснового ручья такие толстенькие животинки бегают... Я уже приметил. Проще простого: хлопнул лапой по загривку, да поужинал спокойно.

И тут же поспешно добавил:

– Конечно же, я себе такого не позволю.

– Ну, конечно, – подхватил волк.

Глава 2

Глава 2

Вечность... Один мир, за ним другой, их целая цепочка... Каждый последующий миг наступает на пятки уходящему, шагающему впереди. Завтрашний день одного мира – сегодняшний день другого. Вчера – это завтра для сегодня, а завтра – то же самое прошлое для вчера...

Все подобные рассуждения допустимы с той самой небольшой поправкой, что прошлого нет. Нет, если не считать памяти, которая кружит на ночных крыльях в сумерках сознания. Нет прошлого, в которое можно проникнуть. Оно ушло. Никаких надписей на стене времени. Никакой киноленты, которую можно прокрутить назад, и увидеть былое.

Скребун встал, встряхнулся, снова сел и почесался задней лапой. Кикс сидел как вкопанный, постукивая металлическими пальцами по столу:

– Это так, все верно, – тут мы бессильны. Всё сходится в этой точке. Мы не можем отправиться в прошлое. Совершенно точно – не можем.

– Тут ты прав, – подтвердил Скребун.

– Зато мы знаем, где находятся жутеры, – продолжал Кикс.

– Да, мы знаем, где находятся жутеры, – сказал Сребун, – Но может быть, сумеем к ним проникнуть. Теперь мы знаем путь. А это очень много значит.

Один путь открыт, но хода туда нет – другой ведь закрыт. Нет, не закрыт, конечно, ведь его и не было. Что закрыться-то могло? Потому что прошлого нет. Его никогда и не было, ему негде быть. Но на месте прошлого вдруг оказался другой мир.

Рассуждения... Только рассуждения. А где же истина?

Словно два енота, которые идут след в след. Один вышел, другой вошёл. Похоже на длинный, бесконечный ряд шариков, которые катятся по жёлобу, почти соприкасаясь – но не совсем. Словно звенья бесконечной цепи на вращающейся шестеренке с миллиардами зубьев.

– Мы опаздываем, – сказал Кикс, глянув на часы, – Нам надо ещё приготовиться, чтобы пойти на день рождения Дядюшки.

Скребун опять встряхнулся шерстью, перетряхнув бока:

– Да, надо обязательно приготовиться! Сегодня у старика такой день! Ты только подумай, Кикс, семь тысяч лет!

– Я-то готов, – гордо сообщил механор, – Еще утром отполировал себя лазерной нулёвочкой, а вот тебе, братец шерстяной, надо бы причесаться. Вон какой лохматый, сам посмотри!

– Семь тысяч лет, – повторил Скребун, – Не хотел бы я столько прожить.

Семь тысяч лет – семь тысяч миров, ступающих след в след. Да нет, куда больше. Не год, каждый день – мир. Семь тысяч на триста шестьдесят пять. А может быть, каждый час или каждая минута – мир. Или даже что ни секунда, то мир! Секунда, мгновение – вещь плотная, достаточная для того, чтобы разделить два мира, достаточно ёмкая, чтобы вместить целых два мира. Семь тысяч на триста шестьдесят пять, на двадцать четыре, на шестьдесят раз по шестьдесят…

Ибо прошлого нет. Назад пути нет. Нельзя вернуться и проверить рассказы Дядюшки: то ли это правда, то ли покоробившиеся за семь тысяч лет воспоминания. Нельзя вернуться и проверить туманные предания, повествующие о какой-то усадьбе, о роде раскины́х, каком-то непроницаемом куполе далеко в горах. Что это, и где? Легенды...

Кикс подошел со щеткой и гребешком, и Скребун отскочил в сторону:

– Не придуривайся, – сказал Кикс, – Я не сделаю тебе больно. Чего дурачищься, как мелкий?

– Ага, тебе, железному, легко говорить – в прошлый раз чуть всю шкуру с меня не содрал, – пожаловался енот, – Давай, поосторожней там, где шерсть запуталась.

Глава 3

Глава 3

Волчик пришел на кормёжку с опаской, в надежде подкрепиться, но ему ничего не предложили, а попросить воспитанность не позволяла, и теперь он сидел, аккуратно обвив лапы косматым хвостом, и смотрел, как Семён скоблит ножом деревянную палку.

Любопытная белка Бася прыгнула с развесистого ореха прямо на плечо Семёна:

– А чё это у тебя? – скороговоркой спросила она, а с её природным произношением это прозвучало, как: – "Цто этцо у тебзя?"

– Я называю это метательная палка, – ответил Семён.