Калейдоскоп

В ночной тишине скрипнула дверь, и за ней кто-то переступил с ноги на ногу. Дядюшка повернулся:

– Привет, Скребун, – сказал он, – Привет, Кикс. Прошу, входите. Я тут немножко задумался.

– Мы проходили мимо и увидели свет, – объяснил Скребун.

– Я думал про свет, – Дядюшка глубокомысленно кивнул, – Думал про ту ночь пять тысяч лет назад. Когда из Синеграда прибыл Иван Раскин – первый человек, который навестил нас за много столетий. Он лежал в спальне наверху, и все еноты спали, и я стоял вон там у окна и смотрел за реку. А там – ни одного огня, ни единого. В какую сторону ни погляди — сплошной кромешный мрак. А я стоял и вспоминал то время, когда там были огни, и спрашивал себя, увижу ли я их когда-нибудь снова.

– Теперь там есть огни, – мягко произнёс Скребун, – Сегодня ночью по всему миру светят огни. Огни горят везде.

– Знаю, знаю, – сказал Дядюшка, – Сейчас стало даже лучше, чем было прежде.

Кикс протопал в угол, где стояло сверкающее туловище, поднял руку и почти нежно погладил новенький кожух.

– Я очень благодарен енотам, что они подарили мне этот корпус, – сказал механор, – Да только зачем это? Достаточно подлатать немного старый, и он еще вполне послужит.

– Просто мы тебя очень любим, – объяснил Скребун – Еноты в таком долгу перед тобой. Мы и раньше пытались что-нибудь сделать для тебя, но ведь ты нам никогда не позволял. Вот взял бы ты, и разрешил нам построить тебе новый дом, современный дом со всякими новинками. Красивый, железный. Ты подумай хорошенько, Дядюшка,

Дядюшка покачал головой:

– Это совершенно бесполезно, ведь я все равно не смогу там жить. Понимаешь, для меня дом – здесь. Эта усадьба всегда была моим домом. Только латайте ее время от времени, как мое туловище, и мне ничего другого не надо.

– Но ты совсем одинок.

– Ничего подобного, – возразил Бэмс, – Здесь полно народу.

– Полно народу? – переспросил Скребун.

– Это люди, которых я знал. Память.

Маленький механор тем временем не мог оторваться от нового корпуса:

– Ух ты, какое туловище! – восхищался Кикс, – Вот бы примерить.

– Кикс! – завопил Скребун, – Сейчас же пойди сюда. Не смей трогать…

– Оставь ты этого юнца в покое, – вмешался Дядюшка, – Пусть зайдёт, когда я буду посвободнее…

– Нет, этому не бывать, – отрезал Скребун.

Ветка поскреблась по оконной раме, тонкими пальцами постучалась в стекло. Брякнула черепица, ветер прошёлся по крыше легкой, танцующей походкой.

– Хорошо, что вы заглянули, – произнес Дядюшка, – Мне надо вам кое-что сказать.

Он покачивался в кресле взад-вперед, и один полоз поскрипывал.

– Меня не хватит навечно, – продолжал Бэмс, – Семь тысяч лет тяну, как ещё до сих пор не рассыпался.

– С новым туловищем тебя еще на трижды семь тысяч лет хватит, – возразил енот.

Старый механор покачал головой:

– Я не о туловище, а о мозге говорю. Всё-таки техника. Хорошо сработан, на совесть, но навечно его всё равно не хватит. Рано или поздно что-нибудь поломается, и тогда конец моему мозгу.

Кресло поскрипывало в притихшей комнате.

– А это значит смерть, и я умру, – продолжал Дядюшка, – просто умру. Все правильно – так положено. Так всё и устроено в мире. Все равно от меня уже никакого толку. Был я когда-то нужен. Но стал стар. Очень стар.

– Да что ты такое говоришь, Бэмс? Ты нам всегда будешь нужен, – мягко возразил Скребун, – Как мы без тебя? Без тебя нам не справиться.

Но Дядюшка продолжал своё, словно и не слышал его:

– Помолчи, лучше послушай меня. Мне надо рассказать вам про Раскиных. Надо вам объяснить. Чтобы вы поняли.

– Конечно говори. Я постараюсь понять, – ответил енот.

– Вы, еноты, называете их раскиными, но это ничего. Называйте как хотите, лишь бы вы знали, кто они такие.

– Да ты сам иногда называешь их людьми, а иногда называешь раскиными, – заметил Скребун, – Не понимаю.

Дядюшка продолжил:

– Все те, кого ты имеешь в виду, говоря «раскины», были люди, и они правили Землей. И среди них была одна семья по фамилии Раскин. У всех человеческих семей разные фамилии. У этой семьи, повторюсь, фамилия – Раскин. Вот эти самые Раскины и сделали для вас великое и замечательное дело.

Скребун с любопытством спросил:

– Какое замечательное дело?

Дядюшка крутнулся вместе с креслом и остановил его, обратившись к еноту:

– Я стал забывчивым, всё забываю. Чуть что, сбиваюсь.

– Ты говорил о каком-то замечательном деле, которое сделали для нас раскины.

– Что? Ах, да. Вот именно. Вы должны присматривать за ними. Главное – присматривать.

Он медленно раскачивался в кресле, а мозг его захлестнули мысли, перемежаемые скрипом качалки:

«Вот же чёрт возьми, чуть не сорвалось с языка, – говорил он себе, – Чуть не погубил мечту…

Но я вовремя вспомнил. Да, Иван Раскин, я вовремя спохватился. Я сдержал слово, Иван. Я не сказал Скребуну, что еноты когда-то были всего-навсего бессовестными воришками, и что обязаны людям своим сегодняшним положением. Ни к чему им об этом знать. Пусть держат голову высоко. Пусть продолжают свою работу. Старые легенды забыты, и не надо извлекать их из той глубины.