Калейдоскоп. Расходные материалы

Апельсиновый сок Кена Кизи, синие таблетки Аузли по 500 микрограмм… шестиугольные плитки, замостившие пол, текут как вода. Под брусчаткой – пляж? Как бы не так! Брусчатка – и есть вода! Она течет, перекатывается через тонкие щиколотки, сплетается с ремешками сандалий, взбирается по нежной коже, растворяет, рассредоточивает, охватывает, укачивает, расцвечивает, словно текучие пятна бензедрина – черт, бензина! – на водной поверхности… наших лиц не осталось, наших тел больше нет, наши души взлетают прямо в космос, ракетой устремляются вдоль каналов кундалини, взрывают верхние чакры… радужный космос переливчатых линий… они же – звуки, они же – касания, они же – стихи и запахи, прикосновения и поцелуи… прикосновения – это звук, запах – это свет… синхронизация, объединение, единство… главная революция – это революция сознания… никто из нас не один, но мы едины, едины с космосом, едины друг с другом… усталый шофер, ведущий рейсовый автобус сквозь ночь… официант-индус, несущий бутылку холодного пива девушке за столиком… постаревший полицейский, прислушивающийся к тревожным звукам притаившегося города… укурившийся солдат, ранним утром входящий в деревню… воздух еще свеж, роса блестит на листьях, словно капли влаги на бутылке ледяного пива… он слышит тяжелое дыхание напарника, щелчок снятого предохранителя, автоматически передергивает затвор, деревенская улица пуста, опасность за любым углом… они могут выстрелить с крыши, наброситься, напасть… гребаная война, в которой нет мирных жителей… старик нагибается над грядкой, ищет припрятанную гранату… девушка стыдливо прикрывает лицо, завлекает, уводит в ловушку, подставляет под пули снайпера… ребенок машет тебе рукой, чтобы потом выстрелить в спину… проклятые чучмеки, любая старуха, любой малец могут убить тебя, убить тех, с кем ты пришел сюда, с кем делишь солдатский паек… ты вздрагиваешь от каждого шороха, не веришь самому себе… стреляешь на любой звук, на хрустнувшую ветку, на шарканье подошв, на скрип двери… сначала стреляешь, и только потом видишь, кого убил, только потом отдаешь приказ, бессмысленный приказ на абсурдной войне, кричишь убейте их всех! – и солдаты стреляют, опустившись на колено, перебегая от одного горящего дома к другому, будто в самом деле ожидая ответного выстрела, будто веря, что здесь есть кто-то, кроме женщин и детей, кроме запаха горящего бамбука и собственного пота, кроме обманчивой утренней свежести, стонов раненых, детского плача, разрывов гранат, одиночных выстрелов… когда участвуешь в абсурдной войне, для придания ей смысла иногда делаешь что-то непонятное… убиваешь людей, чтобы дать себе разрядку, дать выход своей ненависти, своему гневу, своему страху… обжигающий металл раскаленного ствола – это невнятное бормотание на чужом языке, прерванное выстрелом… вонь горящей плоти – это вспышка взрыва… прикосновения – это звук, запах – это свет… синхронизация, объединение, единство… дурной трип – это то же самое, что удачный трип, детка… ты же читала Тимоти Лири?.. тибетская книга мертвых для тех, кто принимает кислоту…

(перебивает)

Иногда никакой кислоты не надо – и так всё понимаешь.

Однажды в Вене я накурился и пошел в Музей истории искусств. Я его хорошо знаю и очень люблю. В зале Брейгеля я долго рассматривал «Возвращение охотников», «Ловцов птиц» и «Пост и карнавал». Потом подошел к «Избиению младенцев». Там воины Ирода изображены в виде ландскнехтов с флагами Габсбургов. Историческая достоверность, как мы знаем, не интересовала старых мастеров.

Я смотрел на эту картину – и вдруг я ее почувствовал! Прозрачный горный воздух, утренний морозец, приятный такой, бодрящий… вдыхаешь полной грудью, хорошо-то как!.. а кругом женские визги, детский плач, кто-то убегает, а ты поднимаешь этот свой меч, и на душе такая молодецкая удаль… вот сейчас рука пойдет вниз, тяжелый меч придает ей ускорение, сталь входит в плоть, рассекает с одного удара, без сопротивления, почти без задержки. И такая гордость за свое мастерство, за хороший удар, такая, знаешь, радость: верное оружие, хороший конь, надежные друзья, из наших никто не погиб…

Я там, наверное, полчаса стоял. Мне после этого никаких военных воспоминаний не надо: я и так понял, как происходит зачистка.

Девушка смотрит на него влюбленно, глубокие черные глаза, длинные пальцы сжимают ножку бокала, дрожат, стекло чуть запотело, капли влаги сверкают, как бриллианты в лучах полуденного солнца.

– И что дальше? – спрашивает она.

Чуть припухшие губы приоткрыты, он слышит ее прерывистое дыхание. Он бережно расстегивает «молнию», она через голову стаскивает светлое полосатое платье. Рыжая копна волос рассыпается по плечам, струится сиянием. Набирает полный рот дыма, выдыхает первым же поцелуем… клубящийся сладковатый волшебный туман наполняет легкие, проникает в переплетенье альвеол, Мария Хуана венчает нас этой ночью. Наших тел больше нет, наши души взлетают прямо в космос, ракетой устремляются вдоль каналов кундалини, взрывают верхние чакры.