Калейдоскоп. Расходные материалы

Почти все мои одноклассники – мизрахим, восточные евреи, смуглые и похожие на арабов. Я с ними вообще-то не очень – говорить нам особо не о чем, у них свои интересы, у меня – свои. В классе есть одна русская девочка, ее зовут Маша, но она хочет, чтобы ее называли Мириам. Мне плевать, я-то зову ее Маней, тем более, что она со мной все равно не разговаривает: она встречается с Алоном и боится, что он устроит ей скандал, такой он ревнивый. Ну, мне и не очень-то хотелось, вот еще! У меня и без Мани тут полно русских друзей: мы с ними почти каждый вечер ходим на Когана, то есть на площадь Когана, сидим там, поем Цоя и БГ, иногда даже выпиваем. Ребята постарше приходят с девушками, обнимаются и целуются. Короче, довольно похоже на Гоголя в Москве, только дождя можно не бояться, дожди здесь сильно реже, чем в Питере.

А еще мы ходим в «идиотник» – так мы называем Центр для бывших жителей СССР, потому что, если не считать нас, там обычно собираются настоящие идиоты.

Ладно, мама торопит, так что заканчиваю.

Потом напишу еще.

С эмигрантским приветом – Лёня

(перебивает)

Юля никогда не интересовалась политикой. Про Израиль она знала только, что там есть какие-то палестинцы и от них сплошные неприятности.

Когда в девяностом году ее родители получили разрешение на выезд, Юлю отправили стоять в очереди за билетами. Имеющиеся рейсы не справлялись с наплывом желающих. Покупка билетов занимала недели две-три. Быстро нашлись какие-то люди, торговавшие местами в голове очереди, – но у Юлиных родителей не было на это денег.

Две недели она ходила к кассам как на работу. Познакомилась с соседями по очереди: пожилой еврейской парой и молодым парнем из Ливана. Ливанец был черноволосый и широкоплечий. Юле всегда нравились такие мужчины. Она с удовольствием беседовала с ним, тем более что молодой человек неплохо говорил по-русски. Иногда он угощал ее кофе в одном из первых кооперативных кафе неподалеку.

Через восемнадцать дней ливанец купил билеты до Бейрута, а Юля – до Бен-Гуриона. Расставаясь на остановке автобуса, она сказала:

– Ну, не будем прощаться, может, еще увидимся.

– Как это – увидимся? – переспросил юноша.

– Может, в гости приеду! – ответила Юля кокетливо.

Ливанец посмотрел на нее внимательно, мрачно кивнул и сказал:

– Ага, на танке!

Здесь, в Израиле, Ира побаивалась подходить к телефону – вдруг придется говорить на иврите? – но Виктора не было, вот она и сняла трубку. Сказала неуверенно Алло? – но, к счастью, ответили по-русски:

– Здравствуй, Иришка. Не узнаешь?

Она, конечно, сразу узнала – даже не голос, а интонацию. И, конечно, обращение: «Иришкой» звал ее только один человек, много-много лет назад.

– Богумил? – спросила она.

Бархатный мужской смех раскатился в трубке:

– Я теперь Хананель. Это на иврите примерно то же самое.

Ира сразу вспомнила: длинный черный плащ, мятая шляпа, волосы до плеч и неровно подстриженная, едва начинающая седеть борода. Вроде всё то же самое, что у других завсегдатаев «Сайгона», – но иногда Богумил, при всей его суетливой говорливости, походил не на советского хиппи, а на священника. Он сам рассказывал, что однажды на Петроградской у него попросила благословения старушка из бывших, с аристократическими морщинами.

– А ты что? – спросил его тогда Толстый.

– Кто откажет старой женщине? – вздохнул Богумил. – К тому же, может, я и впрямь священник. Подпольный.

Все засмеялись: на самом деле Богумил был художником – и не вполне подпольным, у него, в отличие от многих, даже была своя мастерская. Однажды Ира побывала там – и почему-то сейчас от этого воспоминания неприятно засосало под ложечкой, будто двадцать лет назад она допустила какую-то ошибку и только сейчас это поняла.

Как ты меня нашел? – спрашивает она, но тут раздается щелчок открываемой двери, и Ира, не слушая ответа, быстро шепчет: ой, прости, потом расскажешь, мне надо бежать – хотя куда, собственно, бежать, это же просто Виктор вернулся домой, что это с ней? – но она уже повесила трубку, даже не успев сказать, как собиралась: ты звони, не исчезай!

Ну и ладно, думает Ира, целуя мужа в щеку, если не позвонит, я сама найду, не так уж много здесь наших, питерских.

Дорогой Егор,

Спасибо за твое подробное письмо. Не знал, что у тебя есть тетя и она живет в Америке. Ее фамилия Звенигородская, как у тебя? Если я когда-нибудь туда поеду, постараюсь ее найти.