Калейдоскоп (сборник рассказов)

Через неделю фикус проник и на кухню. Пришлось Рогозину и оттуда убираться. Он солгал соседям, что хочет навестить родственников в Прикарпатье, собрал кой-какие пожитки и бросил насиженное жилье на произвол судьбы. Он испугался, что просто-напросто в одну из ночей ветви фикуса прошьют насквозь его сонное тело, и, считай, плакала, Рогозин, твоя беззаботная жизнь в солнечной Аркадии. «Будь что будет», — подумал он, покидая двор так, чтобы его никто не заметил. Но что будет дальше, даже сам Рогозин предположить не мог.

Ключей от квартиры он никому не оставил. «Пусть так, может, завянет без полива и засохнет. Останется лишь выкопать из бочки и выбросить». Но надежды Рогозина не оправдались. Ставшие вскоре досковидными, корни пробили в подвале водопровод и начали поглощать живительную влагу. Фикус вовсю уже хозяйничал и на кухне, и в прихожей. Стволы потянулись вверх и стали вздымать потолок; ветви выдавливать стекла и стены, пробиваясь к свету.

— Это какой-то кошмар! — всполошились соседи, когда треснуло первое стекло. — Неужто Рогозин такой безалаберный, что не смог спилить свое дерево! — возмущались они.

Но вот в краны перестала поступать вода. Верхняя ветвь пробила потолок. Тут же в щель ринулись другие ветви, расширяя дыру, разнося пол второго этажа. Проживавшая здесь Матрена Веревкина в ужасе бросилась звонить соседям. На её беспокойство отреагировали единодушно: заявить, куда следует, и пусть соответствующие инстанции сами решают, как поступать. Куркин телефонировал на «ноль-два», и к подъезду их дома незамедлительно подкатил крытый «бобик». Из него вышли два милиционера, капитан и младший лейтенант, и прошли в дом. В высаженных дверях уже торчали лопастые овалы, словно только и ждали их появления, слегка, как опахалом, помахивали. Милиционеры попытались проникнуть внутрь, но, увидев, как густо переплелись в квартире ветви фикуса, оставили свою затею. Капитан сказал лейтенанту, чтобы тот никуда не отлучался, а сам влез обратно в «бобик» и помчался в военную часть за помощью.

Через час во двор наехало видимо-невидимо. Тут тебе и пожарная цистерна, и «рафик» скорой помощи и милицейские «уазики», и даже «двадцать четверка» первого секретаря. По сути, «первый» и руководил всей операцией. В считанные минуты были эвакуированы люди, дом обнесен заградительными веревками с красными предупредительными флажками, солдаты обследовали дом и нашли, что подпорченными оказались не только квартира над рогозинской комнатой, но и подвал, и квартиры по соседству. Штукатурка в доме облупилась, стены на втором этаже дали трещины и зияли теперь голым кирпичом.

«Ломайте дверь!» — приказал «первый». Наготове уже стояли четверо рядовых, вооруженных топорами. Ломать только было нечего. Соседи позаботились. По команде толстый прапорщик и бойцы проникли в прихожую и осмотрелись. Здесь еще можно было развернуться, в комнате же ветви и корни настолько переплелись, что совсем не пропускали дневного света. Внесли фонари, подсветили. Стены засверкали разными цветами, они совсем не казались ровными. Один из солдат подошел к стене и тронул её. Тронул и быстро брезгливо оторвал руку. На его пальцах осталась какая-то мерзкая, тягучая слизь. «Будто кто-то оплевал стены», — подумал старшина и посмотрел на лица своих бойцов. Никто не смеялся. Старшине тоже вдруг показалось, что смеяться сейчас не к месту. Ему даже стало немного боязно. Но служба есть служба. Отогнав навязчивые страхи, он кашлянул по привычке, сказал строго: «Ладно, кончай экскурсию! Начнем работу!» — первым поднял топор, взмахнул им и со всего маху воткнул его в дерево. Ствол задрожал, завибрировал и издал тонкий звук. Тут же то один, то другой стволы начали вибрировать в унисон первому, издавая такие же звуки. Откуда-то из зарослей резкими хлопками сорвались летучие мыши и стали друг за другом вырываться во двор через разбитые окна, бросаясь из стороны в сторону, будто натыкаясь на невидимые преграды.

Солдаты было попятились к выходу, но старшина пристыдил их:

— Вы что, сосунки, мышей испугались? Живо за работу!

Нехотя солдаты подняли отброшенные топоры и распределились. В руках старшины зажужжала электропила и яростно врезалась в одеревенелый ствол. Вслед за ней с боков застучали топоры. Удары сыпались один за другим, второпях, неуклюже. Стволы дрожали, ветви качались, листья хлопали по лицам и потным спинам. Вскоре все звуки слились в один монотонный гул. У солдат от шума заложило уши, а от страха и от желания поскорее все закончить неистово колотились сердца.

— Старшина! — неожиданно, стараясь перекричать всё, закричал один из бойцов. — Старшина!

На миг прервавшись, прапорщик посмотрел вверх, туда, куда указывал солдат, и оторопел. Кровля обрушилась, проломав пробитый фикусом потолок второго этажа, и готова была вот-вот сорваться вниз.

— Бросай работу! — не стал долго думать старшина. — Всем во двор!