— А вот ему было двадцать два. Он в армии водолазом служил, на Балтике, так что дело свое знал. Может, поэтому при различных погружениях с собой я брал именно его. За год, что мы вместе проработали, я к нему сильно привязался и очень полюбил. И в тот день я пошел с ним. Все как обычно: исследовали мы тогда одну льдину. Погода была более спокойной, чем всегда, палатка трепетала, но холодный арктический ветер не мог прорваться сквозь её шнуровку, а только злился, ударяясь о брезент. От зажженной паяльной лампы внутри палатки тепло, и мы с Андреем, сидя на кусках пенопласта в теплом меховом одеянии и в собачьих унтах, пили, как полагается, из термоса крепкий горячий чай, пока ребята готовили лунку. (Лунку мы рубили внутри палатки.) Все весело болтали о разных пустяках: работа нам была не в новинку. Мне самому тогда было лет тридцать пять, но я уже считался заправским исследователем: как-никак пять лет арктического стажа, хм… Так вот, сидим, мы, значит, чай пьем, покуда ребята лунки прочищают, а Андрей мне все про этих вот самых коров и рассказывает, называя меня не иначе, как дядя Миша. Тут Митя Прилежаев бросает мне, что, мол, все готово. Кончаем чаевничать и начинаем с Андрюшей при помощи Мити менять арктические доспехи на водолазные. Надели, как положено, по два комплекта шерстяного белья, меховые носки, поролоновые подшлемники. Натянули на нас гидрокомбинезоны, и затем мы, вооружившись ножами, компасом и глубиномером, надеваем акваланги. Сигнальный конец закрепили на поясе Андрея. Когда все было готово, мы в сопровождении Феди Иванова направляемся к лунке. Движения наши неуклюжи, смешны, да и Андрей, неловко ступая ластами по рыхлому снегу, болтает в микрофон без остановки, так что у меня уши разрываются. Договорились, что Митя опустит на кабеле электромаяк во вторую лунку, которая находилась на другом конце профиля. Свет от такого маяка виден на расстоянии нескольких десятков метров. Это облегчало нам поиски второй лунки и выход на поверхность.
Первым погружался Андрей. Вода в лунке пузырится от выдыхаемого им воздуха. Ушел. Через несколько минут всплыл и попросил подать аппаратуру. Сквозь свое запотевшее на морозе стекло маски я наблюдал, как сигнальный конец его опять убежал под воду. Но вот он замер, дернулся раз, значит, Андрей ждет меня — вышел под лед. Переключив рычаг своей клапанной коробки на дыхание воздухом из акваланга и зацепившись за сигнальный фал, я и сам соскальзываю вниз. Проверив работу легочного автомата, беру с поверхности фотобокс и ухожу следом за Андреем.
Всякий раз, когда происходит погружение, я перебираю в памяти все те лунки, щели и трещины, через которые нам приходилось буквально пролезать под лед. Перед глазами сплошная пелена, а внизу — непроглядный мрак. И каждый раз думаешь: что же тебе принесет новая лунка?
Последний раз взглянув на круглую, как луна, прорубь, висящую прямо над моей головой, погружаюсь глубже. Под ледяными выступами, как паруса, свисающими в бездну океана на десятки метров, света почти нет. Но это еще ничего. Как глянешь вниз, так и мурашки по телу пробегают, а рука машинально тянется проверить, легко ли отстегивается десятикилограммовый грузовой пояс.
Андрей ждал меня на горизонтальном выступе. Рядом с ним лежали необходимые приборы. Сфотографировали мы пару выступов и затем, определив по компасу направление, стали вести необходимые измерения и наблюдения, удаляясь все далее под лед в сторону второй лунки. Сделал я в это раз несколько снимков и чувствую, что начинаю мерзнуть. Холодно стало рукам и ногам, от свинцовых грузов стынет и поясница. Смотрю, Андрей прервал работу и всплыл под ледяной потолок. Я и сам поднялся, сжимаю руки, ноги, стараюсь пошевелить пальцами, хоть немного усилить кровообращение, все время подбадривая Андрея. Немного согрелись, а затем опять приступили к работе. Прошли мы больше половины трассы, а мороз все сильнее и сильнее сковывает тело. Пальцы рук двигаются медленно, с трудом, и совсем не слушаются. Проверили количество воздуха в баллонах. Надо торопиться, да и Андрей говорит в микрофон, что увидел свет лампы-маяка. Ну, думаю, осталось немного совсем: каких-то сорок-пятьдесят метров. Вот тут-то и случилось то, что до сих пор терзает меня.
Мужчина замолчал, вытянул из-под подушки вафельное полотенце и вытер им вспотевший лоб. Потом продолжил:
— Я сам не видел сначала ничего. Андрей подплыл ко мне и хотел было, как обычно, похлопать меня по плечу, мол, все в порядке, но вдруг замечаю, что лицо его под маской стало изменяться. Оно выражало одновременно и страх, и удивление, и интерес. И вместе с этим я как будто издалека услышал его шипящий, изредка прерывающийся голос:
— Дядь Миш, дядь Миш, ведь это же… это же морские коровы!
— Ты что, — говорю, — Андрюша. Тебе, наверное, померещилось. — Но поворачиваюсь туда, куда он смотрит. — Ты же сам говорил, что они исчезли еще в…