Календарь Морзе

Он повернулся и пошел по улице, даже не посмотрев в сторону жены. С каждым шагом плечи его разворачивались, походка становилась увереннее, и он как будто даже стал выше ростом.

Женщина какое-то время растерянно смотрела ему в спину, а потом внезапно бросилась вслед, причитая:

— Сеня, Сеня, как же так? Зачем ты так, Сеня? Ты же без меня пропадешь…

Они скрылись за углом, а я пошел обратно в студию.

— …День брошенных женщин! Праздник со слезами на глазах. День освобожденного мужского начала и женской «обойдусь без этого козла» независимости. Этот день напоминает женщинам о том, что мужское терпение не безгранично, а мужчинам — что любого козла можно заменить парой-тройкой котов…

Увидев в парке знакомую фигуру, подошел — на скамейке рыдала Оленька. Вот кого совершенно не мог представить не то что плачущей — даже просто расстроенной. Она казалась мне тугой и упругой, как мячик, от которого отскакивают любые неприятные мысли. (Впрочем, все остальные мысли тоже). Тем не менее девушка рыдала — некрасиво и взахлеб, обливаясь слезами пополам с макияжем.

— Что случилось, Оленька?

— Он меня… Он меня броси-и-ил!

— Павлик? — удивился я. — Мне казалось, у вас все идеально…

— Он сказал, что никогда меня не люби-и-ил… Что это была оши-и-ибка… А сам ушел к этой белобрысой шала-а-аве! Она краси-и-ивая! — завывала Оленька, размазывая по лицу тени для век.

— Оленька, ты тоже красивая, — сказал я не очень искренне. Уж точно не с серо-сизыми разводами по физиономии. — Найдешь себе другого, получше. Главное, успокойся, не плачь, все у тебя будет хорошо.

Я присел рядом и обнял девушку за плечи, она уткнулась мне подмышку и залилась слезами пуще прежнего. «Пропала рубашка», — подумал я.

— Я для него все, — пожаловалась она сквозь слезы, — что угодно. Хочешь — кофе в постель, хочешь — оладушки. Хочешь — минет, хочешь — в…

— Не надо подробностей!

— За что он так со мной? За что?

— Наплюй и забудь. Ты девушка симпатичная, добрая, он просто счастья своего не понял.

— Правда?

— Конечно. Да за тобой еще табунами женихи бегать будут, а он пожалеет, что такое чудо упустил, — беззастенчиво соврал я.

— Я правда симпатичная? — сказала Оленька странным тоном.

Она как-то ловко повернулась и прижалась ко мне пышной грудью.

— Я тебе нравлюсь? — дружеское объятие стало каким-то очень уж интимным.

— Э… — осторожно отстранился я. — Ты милая. Но мое сердце занято.

— У тебя в сердце насрано! — сказала она вдруг резко и зло, оттолкнув меня обеими руками. — Ну и проваливай, идиот доверчивый.

Она вскочила с лавочки и быстро пошла по аллее парка, раздраженно печатая шаг.

Забавненько.

Безвыигрышность сложившейся ситуации на какое-то время меня парализовала. Пока Анюта пребывает в своем странном нигде, она в безопасности, но я остаюсь без нее. Если я каким-то образом вытаскиваю ее оттуда — ее могут убить, и я останусь опять же без нее. Не зная, как выбрать между двумя плохими вариантами, я не делал ничего, кроме периодического тупого созерцания закрытой двери с картонкой «Аренда» и набирания не отвечающих номеров на телефоне. Жизнь в городе становилась все страннее, но мне уже казалось, что замечаю это один я. По улице Франца Кафки, например, теперь ходила конка — небольшой деревянный вагончик с открытыми площадками, влекомый двумя флегматичными серыми лошадками. Им преспокойно пользовались, ничуть не смущаясь, что рельсы там демонтировали еще в девяностых, когда трамвайное депо продали под застройку. На козлах сидел такой странный тип, что лично я бы предпочел прогуляться пешком, но горожанам было пофиг.

Молодежь устраивала автомобильные гонки «от знака до знака», стартуя от перечеркнутой таблички «г. Стрежев» по пустому шоссе на север, и финишируя на южной границе города. Гремела музыка, сотрясая кузова сабвуферами, девушки в коротких юбках махали клетчатыми флагами, машины, ревя выпотрошенными банками глушителей, жгли резину на старте и уносились вдаль… Кажется, им было просто весело — благо, находчивые фермеры наладили производство местного пива, которое было даже довольно приличного качества. У молодежи были алкоголь, музыка и секс, и ничего кроме этого их не волновало, тем более что даже предохраняться теперь было не нужно. Как рассказал мне доктор Шалый, с момента попадания во временную петлю в городе не зафиксировано не единой беременности — видимо, женские биологические часы перестали работать вместе с остальными часами.

Я немедленно заинтересовался, что случилось с теми, кто уже был на сносях. Оказалось, что некоторые из них так и ходят с пузом, причем никаких признаков увеличения срока не наблюдается, некоторые внезапно перестали быть таковыми и не помнят, что были беременны, а несколько женщин растят разновозрастных детей, хотя никаких родов вроде бы не было. С детьми вообще все сложно — младенцы не растут, а некоторые подростки в одночасье стали взрослыми — по крайней мере с виду. Зато, кажется, никто и не стареет. Впрочем, понять, так ли это, при отсутствии протяженности во времени, сложно.