— Я был молод и мне нужны были деньги, — ответил я цитатой, которую, разумеется, опять никто не заметил. Я слишком начитан для этого мира.
— Почему оставили спорт? Вас считали перспективным молодым спортсменом, ваш тренер утверждал, что быть вам чемпионом…
— Травма колена, — соврал я. — Ходить не мешает, но долго на ринге не продержусь. А вы с какой целью интересуетесь?
— Я просто хочу понять, с кем имею дело, Антон. Здесь не так много… хм… не местных. Кстати, любопытный факт — недавно несколько ребят из пригорода попытались выяснить отношения с каким-то приезжим, представляете?
— Да что вы говорите? — изумился я. — Кто бы мог себе такое вообразить? О времена, о нравы!
— Да-да, представьте себе. Ночь, сельский клуб, молодая кровь играет…
— Надеюсь, кончилось все благополучно? — поинтересовался я участливо.
— Для них — не очень, — вздохнул Александр Анатольевич. — Они попали в больницу с травмами разной тяжести.
— Вы кого-то подозреваете?
— Что вы! Бытовые конфликты относятся к зоне ответственности муниципальной полиции. Не стоит смешивать компетенции ведомств. Кроме того, потерпевшие отказались подавать заявления. Просто интересуюсь вашим мнением о происшествии.
— Ужасная трагедия! — покачал я головой. — Но раз заявлений нет…
— Да-да, давайте вернемся к воспоминаниям. Итак, оскорбив по религиозному признаку и разогнав угрозой применения насилия две группы социально-активных горожан, как продолжили вы свой день?
Вернувшись в студию, я застал там Кеширского. Начальник посмотрел на меня с укоризной — в глубине души он считал, что я должен находиться на работе двадцать четыре часа в сутки и еще немножко сверх того — но ничего не сказал, зная, что бесполезно.
— Дрей Дреич, — спросил я его, — вы что, всерьез верите во всю эту шлуебень с индивидуальной реальностью?
— Я, Антон, как и наши инвесторы, всерьез верю в конверсию рекламы[13]
, — вздохнул он. — И тебе советую в нее уверовать, аки в жизнь вечную.— Добрые день, с вами Радио Морзе и Антон Эшерский. Мы продолжаем наш дневной эфир. Сегодня четверг, тринадцатое июля, и выходные ближе, чем кажется. Кстати, вы знали, что существует День благодарности за работу? По замыслу придумавших его капиталистов, в этот день рабочие всего мира должны благодарить их за предоставленные рабочие места. Ведь большинство владельцев заводов-газет-пароходов, банкстеров, тип-топ-менеджеров и прочих паразитов искренне считают, что именно они являются в этой системе кормильцами. «Мы платим им деньги!» — на голубом глазу говорят эти люди, исключая из картины мира тот факт, что эти деньги они предварительно вынули из тех же карманов.
Впрочем, нам же не и обещали, что этот мир будет сколько-нибудь логичен, разумен и справедлив, верно?
Всю вторую половину дня я трепался, не приходя в сознание. Ставил музыку, нес чушь, каждый час на десять минут уступал микрофон Чото для выпуска новостей. Никаких особенных сенсаций, помнится в них не было — какой-то британский гонщик стал балериной-трансгендером, японцы изобрели смарт-вилку, заглушающую чавканье, ограбившие магазин пьяные еноты не смогли выступить в цирке, пингвины Антарктиды были объявлены сторонниками Израиля… В общем, мир жил своей обычной жизнью.
Чото почему-то взволновала новость, что некая американка показала купленную шесть лет назад еду из «Макдоналдса» — и она до сих пор выглядит как новая. Еда, а не американка, разумеется. Тоже мне, сенсация. Я уверен, что это только первый шаг к совершенству. Идеальный фастфуд будущего будет выглядеть как новый даже на выходе из жопы. Чтобы потребитель мог сдать его в trade-in и купить свежий гамбургер со скидкой.
В основном, я просто что-то болтал, сплетая во имя пресвятой рекламной конверсии цепляющие слушателя конструкции из слов. Славик Манилов как-то объяснял мне, что много и сложно говорить — это вид сексуальной активности. «Лингвистическая избыточность развилась исключительно как средство мужских сексуальных демонстраций», — так выразился этот словоблуд, чтоб у него волосы на языке выросли. В переводе на человеческий это означает, что редкие и сложные слова самцы хомосапиенса используют исключительно ради того, чтобы произвести впечатление на самок — как распускающий хвост павлин. Как увидят самку, так сразу: «Индивидуум, критически мотивирующий абстракцию, не может игнорировать критерии утопического субъективизма». А если б не самки, обходились бы простыми «чо?» и «данунах!»
Поэтому, к примеру, писатель — очень сексуальная профессия, а моя работа на радио — вообще чистый харрасмент на грани паркового эксгибиционизма. Согласно Славиковой теории, говорить по радио много красиво и складно подобранных слов — все равно что мудями в окно трясти. Впрочем, думаю, Славик в первую очередь имел в виду себя — ведь если оценивать сексуальный порыв самца по числу малоупотребительных слов на единицу текста, то труды по философии написаны исключительно сексуальными маньяками с яйцами размером с арбуз. Как будто если философ, забывшись, ляпнет что-то кратко и по делу, его немедленно дисквалифицируют в стендап-комики.