Календарь Морзе

Филя — сильно пьющий и довольно неказистый труженик региональной Мельпомены. Вершиной своей театральной карьеры он мог считать разве что роль репки на детском утреннике. Однако тринадцатого июля в нем проснулся талант. Его имперсонализации стали так совершенны, что Станиславский ему бы не то что поверил — уверовал бы, покаялся и принял постриг. На представлениях Филе приходилось умерять свою убедительность чтобы Дездемона — бальзаковского возраста прима Нинель Козолупова, — не обсиралась с испуга при виде этакого мавра. За бутылку хорошего вискаря Филимон охотно согласился предоставить напрокат накладные усы и немного грима, а заодно и сыграть архетипического чекиста эпохи черных воронков. Как по мне, вышло даже слишком натурально — но талант есть талант.

— Продулов же ваш помощник? — мягко поинтересовался Александр Анатольевич.

— Чото? То есть Женя? Да, ассистент, — подтвердил я. — Никогда бы не подумал, что он во что-то замешан. Кроме некоторой легкомысленности и неразборчивости в связях — очень положительный молодой человек.

— То есть вам ничего не известно об этой странной истории?

— Откуда? — изумился я. — Это просто детектив какой-то! Но пострадавших, как я понимаю, нет?

— Как сказать… — покачал головой Вассагов. — К вечеру семейство Марамоевых хорошенько подумало. Первой в нашу дверь постучалась девица. Она принесла донос на отца и братьев. Потом пришел младший брат, сдавший папу и старшего. Потом старший поспешил заложить остальных. Глава семейства, надо сказать, явился последним, и сдался сам, не забыв заранее написанные показания на всех родственников.

— Шпионы? Террористы? Заговорщики? — удивился я.

— Никакие они, конечно, не террористы и не заговорщики, — отмахнулся Александр Анатольевич. — Но коррупционные действия в отношении проверяющих органов, а также мелкий рэкет в наличии. Даже у девицы рыльце в пушку — давала взятки за экзамены в техникуме. Все во всём признались, наперебой давая показания.

— Надо же, какая похвальная откровенность! — посочувствовал я. — Какое глубокое искреннее раскаяние!

— Кто-то, понимаете ли, очень сильно их напугал… Знать бы кто…

— Удивительная история, удивительная. Но мне пора на работу, если не возражаете.

— Не возражаю… Но, если вам встретится что-то странное… Сразу звоните.

— Более странное, чем обычно?

— Именно.

— Непременно.

Я уже направился к двери, когда Вассагов окликнул меня:

— Антон, какой у вас талант?

— Не раскрылся, — соврал я, не моргнув глазом. — Но даже если бы и…

— Вы бы не сказали, понимаю. Вы никогда не думали, Антон, почему обсуждение талантов у нас настолько табуировано? Казалось бы — осенило тебя, гордиться должен! Но нет у нас интимнее темы, чем талант. Очень немногие готовы признаться.

— Наверно потому, что уж больно сокровенные желания в них раскрылись, — сказал я. — А люди и себе-то боятся признаться, чего им на самом деле хочется. Потому что обычно им хочется всякой странной херни.

Действительно, то, что у нас называют июльскими талантами обсуждать как-то не принято. Удивительные, иной раз довольно причудливые способности почти никогда не приносили пользы самому одаренному, и почти всегда очень много говорили о нем окружающим. Как виртуальная аккомпаниаторша Мартына Менделева, которую видят все, кроме него. Визуализация его одиночества. Или небывалый лекарский дар Терентия Ситрина, который может вылечить что угодно — от прыщей до цирроза, — но только у женщин и только одним способом. А способ этот, надо сказать, не всех женщин устраивает — уж больно неказист лекарь, да и замужним как-то неловко. Терентий, хотя поначалу весьма был доволен, но теперь и сам уж не рад — иной раз такая пациентка попадется, что его медицинский прибор никак не включается. Многие обижаются, скандалят, требуют. Ревнивые мужья излеченных несколько раз рихтовали целителю физиономию, считая лечебный эффект несоразмерным моральному ущербу. Так и ходил с фингалами — самому себя полечить анатомия не позволяет.

Сомнительное, в общем, удовольствие эти таланты, хотя некоторым нравится.

Мне — нет.

Глава 8

Возвращаясь на работу, завернул в «кафе на углу» — туда, где мы недавно были с Анютой. Вдруг оно снова работает? Утомленный разговорами организм требовал кофе и пожрать. Надежды не оправдались — кафе я не нашел. Вроде бы тот же угол дома, но только пыльные стекла без вывесок и табличка «Аренда». То есть, рассуждая логически, никак мы тут с Анютой сидеть не могли. Но сидели же.

«Забавненько», — подумал я и пошел дальше.