Календарь Морзе

Площадь в городе была аналогом английского Гайд-парка, здесь часто выступали как региональные политики, так и просто городские сумасшедшие. Трибуной им служил невысокий каменный постамент от несостоявшегося памятника — чьего именно, версии расходились. Местный краевед Дмитрий Пу́рсон («не еврей!» — зачем-то сообщал он каждому при первом знакомстве) рассказывал на моем эфире, что якобы в середине тридцатых годов один скульптор-неоклассицист, воспользовавшись слабой образованностью представителей местных партийных органов, получил средства на памятник Ктулху, выдав его за символическую композицию «битва со спрутом империализма». Когда со статуи торжественно сдернули белое покрывало, некоторых, говорят, стошнило, у детей были обмороки, а жене секретаря обкома потребовалось длительное лечение в клинике нервных болезней. Впрочем, злые языки утверждали, что таким образом она просто избегала внимания карающих органов, немедленно заинтересовавшихся, что это за политически вредный ужас допустил ее супруг на народные деньги? К сожалению, дальнейшая судьба как самого изваяния (выполненного, по свидетельствам очевидцев, с потрясающим талантом и тщательностью), так и его автора по сей день остается неизвестной.

Впрочем, доводилось мне слышать и менее романтическую историю постамента, касающуюся преемственности региональной политики. Мол, изначально, во тьме веков, на постаменте была размещена довольно скромная статуя некоего городского отца-основателя. Однако каждый следующий руководитель города усматривал в этом устремлённость в прошлое и подрыв личного авторитета, и приказывал заменить изваяние на более соответствующее исторической эпохе — то есть на своё. Однако местные скульпторы были столь неторопливы, а карьеры градоначальников столь мимолетны, что к моменту изготовления актуальной версии монумента, он успевал устареть — следующий правитель отнюдь не желал лицезреть напоминающую ему о бренности славы мирской статую предыдущего. Пока продолжался цикл бесконечного обновления версий, постамент перманентно пустовал, и горожане успели к этому привыкнуть. Удачная форма — ступенчатая сзади и отвесная спереди — делала постамент удобной трибуной для выступлений, так что теперь его просто драпировали в соответствующие политическому моменту цвета к очередному празднику, и вместо изваяния градоначальников, там выступали сами руководители города, отчего вышла большая экономия материалов и денежных средств.

Отвлекшись, я не сразу заметил, что на постаменте уж некоторое время стоит Малдер. Он воспользовался моим советом, помылся и переоделся, и издалека в сумерках мог сойти за нормального члена общества. Вид у него, впрочем, был не торжествующий и не триумфальный, а какой-то усталый и поникший.

— Горожане! — сказал он негромко, но его все услышали, и на площади наступила внезапная неестественная тишина.

— Я долго думал, что живу среди обывателей, безразличных и тупых. Что я окружен посредственностями, которым наплевать на все, кроме их пошленького личного комфортика. Что вокруг меня бессмысленные особи, которые только потребляют и размножаются.

Собравшиеся молча слушали. Никто не возмущался, не смеялся и не орал — собравшись полукругом вокруг постамента зрители смотрели на Малдера с равнодушным пристальным интересом, будто на какающего жирафа в зоопарке.

— Я хотел верить, что есть что-то, кроме вас. Я хотел верить, что когда это что-то повиснет над вами, вы оторвете свои рыла от корыта со жратвой и посмотрите в небо.

Малдер достал из кармана тот самый пультик с лампочкой и начал тыкать им в собравшихся. Устройство мигало красным и издавало противный звук тревожного зуммера. С каждым таким звуком отчаяние на его лице становилось все более заметным.

— Я думал, что окружен людьми! — трагически возвестил он. — А вы… Вы вообще никто!

Да, похоже доконтактировался Малдер с Космическим разумом. Сорвало крышечку с чайничка.

Там временем свет фонарей вокруг постамента как будто стал меркнуть. Оглянувшись, я понял, что это иллюзия. Ее создавал падающий с неба тонкий конус света, яркость которого плавно нарастала. В его луче, как в свете театрального прожектора, был Малдер, все еще стоящий с вытянутой в сторону зрителей рукой. Зрители безмолвствовали. Он откинул голову назад, а потом, как будто опираясь на воздух, опрокинулся на спину и повис в полуметре над постаментом в классической позе похищаемого тарелкой — прямое тело, вытянутые ноги, длинные волосы красиво свисают вниз. Загляденье просто. Надеюсь, он сменил носки, иначе это будет межгалактическая диверсия.

Тело Малдера плавно и медленно возносилось вверх, за ним, вопреки всяким законам оптики обрываясь в воздухе, поднимался световой конус. В полной тишине он поднялся выше окружающих площадь зданий и, моргнув, исчез. Объект, его втянувший, разглядеть, к сожалению, не получилось, но не сомневаюсь, что это была самая растарельчатая тарелка во всем космическом сервизе. Малдер такую заслужил.

— Красота! — восхитился я вслух.