Календарь природы

– Только так… ту – ду – дук… только так… – настаивает она, и дятел, не решаясь противоречить, берётся за переделку. Обстоятельно и безропотно, не отвлекаясь по сторонам, не осуждая ни супруги, ни даже тех, рыжих, грибов, что прогуливаются у тропинки всем семейством вне срока, где-то посеяв календарь.

А мы?! Избегаем подчас смотреть в зеркало на себя, но сердимся и ворчим на прочих, порицаем без раздумий, не разбирая, как глядимся, отражаясь в их глазах. Из этих взглядов, как из кусочков разноцветного стекла, которые складываются то так, то иначе, всё выходит одно – жизнь…

Уговор

Клюв пролеска широко открыт, голубой язычок бутона трепещет, жаждет тепла, томится, но не дождавшись, пробирается кверху так, раскачиваясь из стороны в сторону, преследуя взглядом солнце с востока и до самого запада.

Дятел истерично хохочет над попытками прозябших деревьев сорвать дерюгу облаков с неба. Ветер, тот тоже мёрзнет и тянет холст на себя, отворотясь из приличия.

Солнце кажет в ответ свой яркий от гнева лик на мгновение, и роняет тотчас занавесь на прежнее место.

Нагуливая аппетит, рыбы трутся спинами о поверхность пруда, разнашивая его. Тесно после зимы. А вода ещё простужена и от того так густа, что тянется вослед бессильно, не порываясь бежать.

Торопясь успеть до полудня, ветер скользит смычком ветки по осине, ищет подходящий тон:

– После уж – всё не то. – подгоняет себя он, но фальшивый фальцет – всё, что удаётся извлечь из разбитого параличом ствола.

Да недаром встрепенулись бабочки, – лимонница да крапивница. Перетряхивают своё цветное бельишко, ищут в чём краше. Не им одним заметно, как по проводам паутины бежит солнечный свет. И нет причины сомневаться в том, что он успеет вовремя. Дабы вспыхнуло малиновым сияние крыл божьих коровок на просвет, почернела тень от шмеля, и из рыхлого ила, как из пепла, одна за одной вышли лягушки. Ровно столько же, сколько их было перед зимой....

А по-другому – никак… Не было иного уговора.

Гоголь-моголь

49

С самого вечера, венчиком кроны большого дуба ветер взбивал желток луны. Поддавался он неохотно, и наутро обнаружилось, что невредимо всё, кроме, пожалуй, слегка истёртого бока. Листая истлевшие страницы блокнота, что оставила после себя осень, ветер не находил нужного способа приготовить лунный гоголь-моголь. Разбавленная муть облачка, – вот и всё, чего ему удалось добиться. Луна выскальзывала, уклонялась, тихонько сползала к противоположной стороне неба, и некому было подсобить с этой непростой затеей, ибо ветер сам разогнал помощников.

Не рискуя казать носа из дупла, тихо сидела белка. Ещё вчера она сетовала на тёплую не по сезону шубу, а нынче была довольна, что не успела убрать её в шкаф.

Укрылись в своём незаконченном доме и дятлы. Гнездо было частью завалено строительным мусором, что оказалось весьма кстати, – зарывшись в сухие опилки можно было переждать непогоду.

В неглубоком пруду мелко кашляли улитки. Они поперхнулись, зевая в ответ на гримасы сморщенной сквозняком воды. Да что улитки! Рыбам, и тем было неуютно. Сбившись в стаю, они топтались то на одном месте, то на другом, выискивая, где потеплее. Но откуда б ему, теплу, взяться об эту пору?!

Ветер же метался в надежде отыскать хотя в ком-нибудь сочувствия или помощи, но не нашёл её даже среди тех, кто не сторонился его.

Таких было двое. Огромная, несуразных размеров лягушка, куском напитанного влагой мха полулежала на берегу пруда, и синица, что суетилась там же, отстирывая измаранное бельишко. Порывом ветра её увлекло в самую грязь загустевшей лужи. Возвращаться домой в таком виде не хотелось, и, рискуя подхватить простуду, синица полоскалась в воде.

Обратиться к птице ветер по понятной причине не мог, а вот к лягушке…

– Осмелюсь спросить, уважаемая, я заметил, что вы тут старожил, не подскажете ли, как сделать гоголь-моголь из лунного желтка? Я полночи бился, так ничего и не вышло.

Пожевав минутку нижнею губой, лягушка едва заметно усмехнулась:

– Способов много, да вам ни один не сойдёт.

– Сделайте милость, скажите как, а я уж расстараюсь, – упрашивал ветер.

– Ну, глядите… – И лягушка поведала о том, что лучше всего постеречь луну в сторонке и, только она взойдёт в воду, трясти что есть мочи.

– Только надо ухватиться за неё покрепче.

– Так и что выйдет-то, – засомневался ветер.

– Настоящий гоголь-моголь! – уверила его лягушка и соскользнула в пруд, опережая наступление сумерек.

Ступив нечаянно на подол дня, вечер оскользнулся, и из кармана его сюртука едва не выпал месяц. Тот скромно выглядывал оттуда уголком белоснежного платка. Углядевши это, ветер разочарованно вздохнул. Про гоголь-моголь можно было забыть.

Последний тест Доброты

Памяти лучшей собаки на свете

Предисловие