Людмила Александровна Покровская , Людмила Васильевна Покровская , Н. М. Листова , Сергей Алксандрович Токарев , Сергей Яковлевич Серов , Татьяна Давыдовна Златковская , Эммануил Абрамович Рикман , Ю. В. Иванова , Юлия Владимировна Иванова
Возжигание огней, преимущественно костров, в поворотные дни солнечного календаря — в дни зимнего и летнего солнцеворотов — дает возможность предположить связь этого обряда с солярным культом. Второй момент, подкрепляющий это предположение, — разведение костров на возвышенных местах. Обычай раскладывать костры именно на возвышенностях существовал буквально у всех народов Европы, и если где-либо в недавнее время не соблюдался, то это следует отнести за счет стирания обычая.[314]
Но этот обычай отнюдь не только европейский. Его ареал простирается весьма широко.[315]Солнце — это огонь небесный, костер — огонь земной,[316]
а между ними еще «промежуточный», связующий их — молния (небесный огонь, спускающийся на землю). Природный огонь, которым научились пользоваться люди, часто возникал вследствие удара молнии. Не удивительно, что в мифах многих народов рассказывается, что огонь на землю упал или был доставлен с небес.Исследователь прошлого века Адальберт Кун подметил, что культурный герой в мифах древних греков и римлян доставлял огонь с небес на землю. Небесная искра, низведенная этим существом, — молния.[317]
Прометей в древнегреческой мифологии научил людей строить жилища, обучил их кораблевождению, познакомил с астрономией, письменностью и искусствами. А огонь не научил добывать, научил лишь пользоваться тем, который был низведен с небес на землю.Добывание огня человеком началось, по-видимому, в эпоху раннего палеолита. Древнейшие из этих способов — трение дерева о дерево (различные приемы) и высекание искры ударом двух камней (кремней). Сначала это было непреднамеренное, случайное, а позже целенаправленное возжигание горючих материалов.[318]
В древних мифах индоевропейских народов о культурном герое, доставившем огонь на землю, употребляются глаголы, которые А. Кун предлагает связывать с такими, как «трясти», «сотрясать», «тереть», «добывать что-либо трением». Из этого немецкий ученый делает заключение, что в мифическом сюжете объединились два явления: 1) использование древним человеком природного огня, возникшего при загорании деревьев от удара молнии, и 2) древние способы добывания огня.[319]
Некоторые ученые считают, что крест (фигура очень распространенная в орнаментике и символике) — это изображение орудия для добывания огня трением: искра появлялась на перекрестии двух кусков дерева. Полагают, что именно поэтому крест стал символом света, жизни. Орудие для добывания огня имело и несколько иную форму — крючкообразного креста, свастики. Эта форма также стала в символике древних индоевропейцев знаком жизни.
Во многих случаях у европейских народов разжигание ритуального огня имеет непременное условие: огонь должен быть «новый», «живой», «чистый», т. е. только что добытый. Все огни, светильники и очаги, горевшие до того в жилом доме, должны были быть погашены с тем, чтобы вновь быть зажженными от этого нового огня.[320]
Этот обычай очень похож на манипуляции с водой: вода для магических церемоний, гаданий и т. п. должна быть «свежей», «живой»: в определенный день все сосуды опорожнялись и наполнялись заново, предпочтительно из проточного источника.Добывание нового огня, как правило, производилось древнейшими способами — высеканием или трением.[321]
То, что принадлежит старине, представляется надежным. Прием, который был когда-то бытовой необходимостью, перейдя в разряд старины, превратился в обряд.Понятие об огне как сверхъестественной стихии, т. е. религиозное отношение к огню, неизбежно проникло в ритуал христианской церкви. Появился так называемый «святой огонь». Еще в XIX в. в немецких и австрийских землях добывание «нового огня» высеканием (реже — трением) проделывал сам священник на церковном дворе или на кладбище, и прихожане от зажженного им костра зажигали свечи или факелы, чтобы возобновить огонь в своих домах. Так поступали в страстную субботу, накануне иванова и михайлова дня, дня св. Мартина, в сочельник рождества.[322]
То же самое делали священники в некоторых югославянских областях.[323] Вторичный компромиссный вариант: святой огонь взят от освященной в церкви свечи.Кроме полезного действия огня, люди терпели и зло от него — случались пожары, гибель собранного урожая. Все это внушало страх, суеверный трепет перед огненной стихией, поверия и табу. Особенно подобное отношение к огню заметно в конце лета — начале осени в серии уборочных обрядов.[324]