Читаем Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники полностью

Костры в канун иванова дня были распространены в Финляндии далеко не повсеместно: они были традиционными лишь в восточной Финляндии, на восток от линии Котка — Кеуруу — Оулу. Кроме того, костры были характерны для побережья около Турку и Ханко, а также для окрестностей Хельсинки. Костры называются юханновыми (juhannuskokko, juhannus valkeat), и, по мнению многих финских исследователей, в частности такого специалиста в вопросах календарных праздников, как К. Вилкуна, они имеют не языческое происхождение, а христианское{370}. Это не кажется нам, однако, неоспоримым. Следует учесть, что зажигание костров в различные календарные сроки известно во всей Финляндии: на осенний праздник кекри, на пасху, вознесение или пятидесятницу и, наконец, на иванов день. В некоторых местностях костры зажигали на юрьев день или на Вальпургию. Картографирование этого обряда, проведенное финскими учеными, показало, что ареалы костров по разным праздникам не совпадают, образуя отдельные области. Но традиции, связанные с кострами различных праздников, сходны между собой и, совершенно очевидно, восходят к земледельческим культам. Сущность этих древних обрядов, призванных способствовать плодородию полей, с большой убедительностью вскрыта В. Проппом{371}. Представляется вполне вероятным, что костры в иванову ночь были заключительным этапом в цикле годичных костров аграрного культа и были связаны с наступлением периода созревания хлебов, когда судьба посевов, естественно, продолжала беспокоить земледельца.

Если же сопоставлять костры на иванов день не с традициями костров аграрного культа, а с влиянием церкви, то вряд ли можно объяснить причины распространения их лишь в восточной части Финляндии. При этом, как известно, в Эстонии костры в ночь на Яани (Ивана) распространены повсеместно, в то время как у северных великорусов традиции иванова дня развиты сравнительно слабо{372}.

Интересно отметить, что в прошлом у финнов на Карельском перешейке — на юг от Выборга и до Токсова, известны были костры, складывавшиеся в форме 7–10-метровых башен или колоколен (säärikokko). Это сложное сооружение «специалисты» (обычно молодые пастухи) начинали воздвигать за две недели до юханнуса, причем рядом с большим костром (salvoskokko, ukkokokko, suurkokko) складывалось несколько башен пониже (ämmäkokko, tyttökokko), а вся площадка с кострами обносилась оградой с воротами. Ограда поджигалась вместе с кострами, обычно для этого жерди ее соединялись берестой. Из бересты пастухи делали также плетеные шары (pirukki, ruunu), которые зажигали и бросали в воздух. По горению жердей костра гадали о предстоящих браках{373}.

Костров в форме башни не отмечено ни на южном побережье Финского залива, ни у соседних карелов и русских. Зато известны очень сходные башнеобразные конструкции костров в весьма далеких от Финляндии районах Европы: в Хорватии (на пасху), Эльзасе (на иванов день), Австрии, предгорьях Альп (на масленицу){374}. Разумеется, нет никаких оснований искать общие истоки этих аналогичных форм. Для Карельского перешейка исходной формой башнеобразных костров, видимо, следует считать костры из составленных конусом жердей, которые в прошлом были распространены довольно широко{375}.

Как правило, в каждой местности для костров было постоянное место, обычно наиболее возвышенная точка окрестностей. Вокруг горящих костров пели, плясали, играли в разные игры.

Ночь накануне иванова дня была прежде всего праздником молодежи, связанным с поисками личного счастья. С этой целью прибегали к различным магическим обрядам. Так, в частности, девушки, чтобы привлечь к себе парней, ходили париться с цветочным веником в баню, гадали, выглядывая в окно бани, надеясь увидеть жениха. В Финляндии в ночь на юханнуса баня была не столь обязательной, как при многих других календарных праздниках. Интересно, что на южном берегу Финского залива, у води, баня накануне иванова дня была обязательным элементом праздника. Но и здесь она связывалась с гаданием о своей судьбе. Для парения вязали цветочный веник, в который обязательно входил «иванов цветок» (Melampyrum nemorosum); после мытья веник бросали на крышу бани, чтобы узнать свое будущее по тому, как он упал{376}.

Как уже упоминалось, в канун юханнуса парни ходили по дворам, пробуя сырный суп, выменивая у девушек сыр, и т. д. — все это было связано с желанием найти себе невесту.

Как и у других народов, искали цветок папоротника, обладатель которого мог стать невидимкой и открывать клады. Считалось, что в эту ночь духи, стерегущие клады, сжигают накопившуюся на них ржавчину и над местом клада горит синий огонек. Для того чтобы завладеть таким кладом, необходимо было знать и выполнить множество предписаний. В этом отношении обычаи и верования были аналогичны таковым же у соседних народов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное