Читаем Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники полностью

В ряде местностей, например в Шварцвальде, срезать последние колосья должна была невеста, невинная девушка или, по крайней мере, самая молодая жница, чтобы не спугнуть, по поверью, благословение. Последний сноп делали особенно толстым, нередко ему придавали облик человека или животного, украшали. В алеманском Бадене и соседних районах Швейцарии последние колосья называли «горстью счастья» (Glückshämpfele){467}.

По поверью, в последних колосьях сосредоточивалась вся сила роста, поэтому их оставляли в поле или же хранили в доме, в жилой комнате за распятием. На рождество из зерен последнего снопа пекли праздничный хлеб, часть которого давали скоту. Эта горсть колосьев, по мнению народа, обеспечивала не только благополучие для будущего урожая, но и расцвет семейного счастья, особенно благословение детей. Зерно из этого снопа примешивали в посевной материал, чтобы придать силу роста хлебам следующего года.

В северо-западных и некоторых западных областях Германии на последнем возу увозили собранную на поле солому, укрепляли майское дерево, которое перед скашиванием последней полосы зерновых устанавливали в поле и украшали колосьями, лентами, цветами. На воз садились девушки и все вместе с пением отправлялись в деревню. И жнецов, и возчиков, и деревце обливали водой (видимо, это был обряд вызывания дождя для будущего урожая). В некоторых местах на последней телеге устанавливали елку или березу. Их украшали лентами или цветами, увешивали пирогами и колбасой; деревце затем прибивали к сараю, и там оно оставалось до следующего праздника урожая. В Бадене на последний воз ставили ребенка с букетом в руке или женщину, называемую Erntegans (буквально: уборочный гусь), с красным платком и букетом.

Непременным элементом обрядности на празднике урожая был уборочный венок, корона или букет (Erntekranz, Erntekrona или Erntebuschel). Венки или короны плели по большей части из всех видов скошенных злаков и переплетали цветами. Иногда в них добавляли и плоды огорода и сада. В прошлом одна из работниц преподносила венок хозяину (чаще помещику), у которого работала, а он выставлял угощение всем работникам. Праздник сопровождался танцами, играми, пением, обильным угощением.



Последний воз со спаржей


В Мекленбурге существовал обычай справлять на праздник урожая свадьбы. Такая честь оказывалась, однако, только непорочной паре.

Таким образом, по мнению большинства этнографов, последние колосья оставляли в поле не в благодарность за урожай какому-нибудь божеству, а чтобы с этими колосьями осталась сила роста, благословение на пашне для будущего урожая. Обрядность этого праздника связана опять-таки с заботой о будущем урожае{468}.



Жатвенный «букет»


Во многих местностях праздник уборки слился с кирмесом (Kirchmesse, Kirmes, Kirta) — престольным праздником. Кирмес был наиболее распространенным и известным из светских праздников осени, особенно в южной и средней Германии. Первоначально, по мнению некоторых исследователей, это был древнегерманский праздник в честь духа-покровителя{469}. Затем церковь, борясь с язычеством, приспособила к нему праздник в честь освящения церкви (Kirchweihfest) или в честь святого патрона. Со временем церковный праздник слился с мирским праздником уборки и, как правило (особенно на протестантском севере), стал праздноваться осенью. Чтобы сократить число праздничных дней, власти, светские и духовные, установили его празднование на третье воскресенье октября{470}. Однако во многих местах наряду с этим всеобщим кирмесом каждая деревня по-прежнему продолжала праздновать и свой собственный кирмес.

В некоторых районах празднование кирмеса принимало такой размах и приобретало такую известность, что туда съезжались отовсюду зрители. Нередко празднование длилось по неделе и больше, а в первой трети XX в. праздновали кирмес в течение трех дней{471}. На кирмес всегда приезжают в каждый дом гости: ближайшие родственники, друзья и знакомые. Считали, что чем больше гостей в доме, тем более уважаем хозяин. Родственникам, которые по каким-либо причинам не смогли прибыть на праздник, посылали кусок праздничного пирога, как бы приобщая их этим к совместной трапезе{472}. В этом обычае можно видеть пережитки древнего родового праздника германцев{473}. Особенно проявляется это на севере, в протестантских районах, где после Реформации поклонение святым прекратилось. Здесь на кирмес устраивали годичные ярмарки{474}.

Для подготовки к празднику в городах и селах создавались особые группы из парней (Burschenschaft, Kerbmänner) и девушек (Mädchenschaft), которые распределяли между собой обязанности: одни должны были достать и нарядить Kirbaum (подобное майскому дереву), другие — украсить площадь или ресторан, в котором будет справляться праздник, третьи — позаботиться о музыкантах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное