Калерия (Не)реальная невеста (СИ)

- Я вызвал такси. Поезжай домой, я позже все тебе объясню. Хорошо?

Антон еще что-то говорил. Но я уже не слушала. В голове были лишь шум и пустота. Не одной связной, разумной мысли. Чувствовала, как он вскользь поцеловал меня. Как сажал в машину. Слышала, как давал какие-то наставления водителю. Слышала, но не слушала. Ощущала, но не чувствовала.

Помню, как в голове рефреном навязчиво мелькала мысль «нужно во всем разобраться», и я зацепилась за нее обеими руками. Взяла телефон и набрала номер человека, который знал о Ярове все!

- Лера? - слышу удивленный голос секретарши Антона. - Что-то случилось? Почему ты звонишь в воскресенье вечером?

- Нина Ивановна, это правда, что у Антона есть невеста? И что если он не женится на ней, то потеряет свою фирму?

Несколько томительных минут тишины, а дольше приговор!

- Да, это правда!

- Почему же мне никто об этом не сказал? - кричу в трубку, не сумев совладать с эмоциями.

- Лера, тебе лучше поговорить с Антоном Петровичем самой. Пойми, я думала ты в курсе и…

Она замолкает, и я просто отключаю телефон. Что она еще может мне сказать, чтобы как-то изменить чудовищную правду. У Ярова все это время была реальная невеста. Настолько реальная, что о ней знали все вокруг. Все, кроме меня!

Когда таксист подвозит меня к дому, в душе только щемящая пустота. Даже слез нет. Я чувствую себя раздавленной, опустошенной, уничтоженной. Поднимаюсь наверх в нашу квартиру, где все словно пропитано счастьем и любовью. Стены и воспоминания о наших днях и ночах давят тяжелее железобетонной плиты. Не думаю о последствиях. Достаю первую попавшуюся бутылку из бара и делаю первый глоток, прямо из горлышка.

Внутренности обжигает огнем, и я сразу же делаю второй. На третьем глотке я прохожу через нашу спальню и распахиваю двери гардеробной. На четвертом — кидаю чемодан на кровать и начинаю швырять туда вещи. На пятом, шестом и седьмом, я уже вызывала такси и заказывала билет на самолет. Не выпуская бутылку из рук, скатила чемодан на первый этаж и подошла к консьержу. По привычке он таращил на меня свои глаза, и я не выдержала:

- Что с вашими глазами? Это вообще лечится?

После моих слов молодой человек по имени Алексей выкатил глаза еще сильнее и начал открывать рот. Он открывал и закрывал его добрых пять минут, но так и не сумел произнести ни слова.

- Видимо, нет! - резюмирую я и ставлю почти пустую бутылку прямо на стойку ресепшна.

Такси уже ждет меня у подъезда и, оглянувшись на Алексея, на прощанье машу ему рукой. «Бедняга! Тяжело, наверное, жить с таким недугом», - мелькает сочувственная мысль.

По дороге в аэропорт всячески сражаюсь с разрывающими меня эмоциями, но в итоге все равно сдаюсь. Чувствую, как предательская влага все-таки проливается из глаз через край, и я судорожно всхлипываю.

- Все так плохо? - тихонько спрашивает участливый водитель.

- Все закончилось, - судорожно выдыхаю и начинаю реветь в голос.

Складываюсь пополам, упираюсь лбом в согнутые коленки и вою раздираемая болью и отчаянием. В эту самую минуту, несмотря на затуманенное алкоголем сознание, четко понимаю лишь одно! Даже если я хоть на минуту допущу мысль, что ради меня Антон откажется от своей реальной невесты, я никогда не смогу простить себе того, что из-за меня он потеряет свой пьедестал. Эту жертву я не приму. Ради Антона Ярова я готова предать свои убеждения, убить и умереть. Но я не готова всю жизнь смотреть ему в глаза и видеть там немой укор. Из-за меня он все потерял! Он — не потерпевший поражения ни в одном сражении в своей жизни! Вечный победитель.

Все! Закончилась восхитительная история любви греческой девочки и ее каменного Давида. Моя мама ошибалась! Не все зависит от наших желаний. Моя история была разрушена злыми чарами безупречной, но холодной женщины.

Прощай, мой Давид! Мой самый прекраснейших из мраморных статуй!

Глава 36

Она тебя, придурок, две недели уже ждет!

Думай! Ты же, мать твою, ее долбаный Давид.

- Твою мать, Яр, сколько это будет продолжаться? - вопит Романовский, размахивая пустой бутылкой перед моим носом.

Семен тоже рядом. Они стоят посреди моей гостиной и с ужасом взирают на горы пустых бутылок. Равнодушно осматриваю бардак, который я устроил, и перевожу взгляд на гневное лицо своего друга.

- Что ты молчишь? Сколько нет Леры? Две недели, - продолжает наседать он. - И за две недели ты превратил квартиру в помойку. Подумай, что она скажет, когда вернется!

Это запрещенный прием, и он прекрасно это знает. Лера! От одного ее имени меня прошибает такой адской болью, что зажмуриваю глаза. Дыхание перехватывает, и я умираю в очередной долбаный раз.

Ее нет уже две недели. Она пропала! Словно сквозь землю провалилась. Ни служба безопасности, ни полиция, никто из ее близких не могут мне сказать, где она. Две гребаных недели назад, когда я привез ее в дом своей матери, стал днем, когда я видел ее в последний раз.