— Беда случилась, матушка! Несчастье пришло к нашему порогу. Чуть не погубил меня жалкий старик своими песнями. Его слова даже камни слушаются! Только потому и остался я в живых, что обещал отдать ему в жены дорогую мою сестрицу, любимую твою дочку Айно.
Отвечает Йоукахайнену мать:
— Нечего тебе печалиться, нечего голову вешать! Давно я мечтаю, чтобы стал Вяйнемейнен моим зятем, мужем любимой моей дочери. Уж кому, как не тебе, знать, что самый мудрый он среди мудрецов, самый первый среди песнопевцев. Он от нас всякую беду отведет, от всякого зла будет нам защитой.
Позвала она дочку свою Айно и говорит ей:
— Дочка моя милая, пойди открой мой свадебный ларец — там найдешь ты семь прекрасных платьев из самой тонкой шерсти. Их ткала дочь Месяца, их шила дочь Солнца. Ты возьми платье из лучших самое лучшее, надень серебряный налобник, укрась руки золотыми кольцами, шею — ожерельем жемчужным. Выйди к нам в праздничном уборе, как цветочек весенний, — жениху на радость, отцу-матери на утеху. Едет к тебе свататься старый, мудрый Вяйнемейнен.
Услышала Айно эту весть, и тяжелая печаль легла ей на сердце. Надела она платье из самой тонкой шерсти, украсила голову серебряным налобником, шею — крупными жемчугами, а потом села на порог родного дома и заплакала. Чернее смолы ее думы. Чернее угля ее мысли.
Спрашивает ее мать:
— О чем ты, дочка, плачешь? О чем, глупая, льешь слезы? Сватается к тебе самый могучий из всех героев. Будешь ты ходить в дорогих платьях, каждый день будешь есть жирную свинину, заедать белыми пирогами, запивать сладким медом.
Отвечает матери Айно:
— Лучше всегда буду я ходить в простом платье, лучше буду черный хлеб запивать холодной водой, да зато жить под отцовской крышей, под материнским крылышком. Жаль мне и скамейку в родном доме, на которой я сиживала, и окошко, у которого пела песни.
Уговаривает мать дочку:
— О пустом ты печалишься! Не одно только окошко, что в отцовском доме. Не одна только скамейка, что под этой крышей. Будешь ты хозяйкой в доме Вяйнемейнена, будешь старому опорой, песнопевцу — утешением.
Но не слушает ее Айно.
— Лучше не жить мне на свете, лучше бы совсем не родиться, чем идти замуж за старого! Шагнет он через порог — и споткнется, зачерпнет воду ковшом — всю расплещет.
Выбежала Айно за ворота, идет по холмам и равнинам, по лесам и лугам и прощается с белым светом:
— Никогда больше не видеть мне этих полей и рощ! Унесу я свою печаль в темные пучины моря, спрячу свою скорбь в холодных морских волнах!..
Один день идет Айно, и другой, и третий — и пришла наконец к берегу моря.
Сбросила она платье, скинула башмаки, на осиновый сучок повесила чулки, положила на прибрежные камни ожерелье и легкими шагами вошла в воду.
Ступила шаг, другой — и пропала в пучине вод, исчезла в темной глубине волн.
Услышала мать голос милой дочери и горько заплакала. Бегут слезы из ее глаз, струятся по щекам, дождем падают на грудь. Заливают слезы подол ее платья, тяжелыми каплями стекают на чулки, льются на вышитые башмаки.
Разлились ее слезы по земле тремя ручьями, растеклись тремя реками. Посреди каждой реки высится холм, а на вершине каждого холма растет березка, и на каждой березке сидит золотая кукушка.
Кукуют кукушки в три голоса.
Одна кукует — любовь обещает. Другая кукует — жениха кличет. Третья кукует — радость сулит.
А накуковали кукушки всем беду.
Бедной невесте смерть накуковали. Брошенному жениху печаль накуковали. Осиротевшей матери вечные слезы накуковали.
Прилетела недобрая весть в дом Вяйнемейнена.