Калгари 88. Том 4

Шум на арене нарастал, когда Арина начала раскланиваться. Её прокат вызвал у зрителей очень яркие эмоции, и сейчас они выплёскивались наружу. Особенно отжигала группа поддержки из школы. Вот сейчас они точно отбросили стеснительность и зажатость. В общем гвалте ребят очень хорошо было слышно. Арина услышала знакомый истошный визг и, подняв глаза, увидела в секторе Б прыгающую Аньку, трясущую плакатом и испускающую пронзительные звуки. Рядом с ней все свои — Максим, Стас, Саша, Малькова и ещё несколько знакомых школьников с плакатами. Выше она увидела маму с папой, рядом с ними родителей Муравьёвой и Савосина. Чуть поодаль сидели директора школ — спортивной и общеобразовательной. Сбоку стоял Соколовский в чёрном пальто-костюме и шляпе. Он тоже что-то кричал.

— Смотрите! Она нас увидела! Она нам машет! — закричала Анька и замахала рукой. — Лююююдааааа!

Странно, но Арина не чувствовала абсолютно ничего — другие фигуристки в этот момент выражали радость, восторг, лили слёзы счастья. Бывало такое и с Ариной, но сейчас она не испытывала абсолютно никаких эмоций. Что может испытывать плотник, забивший гвоздь, или слесарь, отремонтировавший очередной автомобиль? Лишь приятное чувство от удачно проделанной работы. Вот и у Арины сейчас было подобное чувство — профессионала, хорошо сделавшего свою работу. Но улыбаться и плакать в любом случае надо — этому всегда учили и Бронгауз, и хореограф Железов, и спортивный психолог Даниэль Моисеевич Голдштейн.

Арина сделала вид, что у неё навернулись слёзы, и стала якобы вытирать их, одновременно улыбаясь, чем вызвала ещё большие аплодисменты. Потом низко, в пояс, поклонилась в четыре стороны и покатила к выходу со льда. У самой калитки развернулась, ещё раз несколько раз подняла руки и помахала болельщикам.

У калитки встречал радостный Левковцев. Обнял Арину, прижал к груди, похлопал по плечам.

— Ну, ну, Люда, не плачь… — растрогано сказал тренер. — Ты огромная молодец. Сделала как надо. Показала всем, что ты пришла брать своё. На, держи!

Левковцев помог надеть олимпийку, подержал под локоть, пока Арина надела чехлы на лезвия, протянул салфетку, чтобы она вытерла слёзы, и потом повёл к кисс-энд-краю. На пути стояла Соколовская, мрачная как туча. Естественно, она завидовала — соперница исполнила всё, что предписано правилами, и сумела поднять зал. Впрочем, Марина сейчас сумела абстрагироваться от прокатов и занятых мест, поэтому, увидев, что Арина смотрит на неё, улыбнулась и приобняла её, чем вызвала ещё больший шум на трибунах. Смотрите, смотрите! Фигуристки обнимаются! Это же так мило, как будто совсем и не соперницы!

…Ельцин с умилением наблюдал за реакцией зрителей на прокат «Хмельницкий», сам немного побесчинствовал, а когда Соколовская приобняла соперницу, показал на это соседям.

— Вот! Смотрите, товарищи, с кого нам надо пример брать! — заявил Ельцин. — Две соперницы, две конкурентки. Должны волосы друг другу драть, а они смотрите, какая милота! Поздравляют друг друга. Улыбаются. Обнимаются. Почему мы не такие??? Почему мы так же не можем дружить???

Сидящие рядом функционеры пожали плечами, не зная, что отвечать. Во-первых, не знали, кто такие гипотетические «мы», во-вторых, и в самом деле не знали, почему эти «мы» не такие и не дружат между собой. Петров тоже не понял, почему «мы» не такие. Но предположил, что «мы» — это Советский Союз и другие страны. Потому что внутри советского государства особой конкуренции и драки ни у кого ни с кем не было. Но… Получалось, дорогой Борис Николаич сказал сейчас абсолютную крамолу. Петров осторожно посмотрел на председателя КГБ Свердловской области, но тот остался нем и недвижим, делая вид, что ничего не слышал. Ну что ж… Раз никто не слышал, значит, ничего и не было…

… Шеховцов Валентин Игоревич, председатель центрального комитета Федерации фигурного катания СССР, на этом чемпионате присутствовал в статусе технического контролёра и вместе с Татьяной Николаевной Тарасовой, техническим специалистом, оценивал техническую часть прокатов. Поэтому только они двое могли переговариваться во время выставления оценок. Смысл технической бригады был в том, чтобы точно определять, что именно исполнил фигурист. Может ли кракозябра, неудачно исполненная на льду, считаться, к примеру, двойным тулупом, или это не двойной тулуп, а нечто вообще не прописанное в правилах. Техническая бригада считала число оборотов в прыжках, докруты и недокруты, число оборотов во вращениях и количество шагов на дорожках, потом отмечала в специальном листке исполненные элементы — соответствуют ли они правилам программ, и правильное ли количество их исполнил фигурист.