Калифорнийская славянка

…После многотрудного дня Алёна и Иван сидели, обнявшись, в палатке рудознатцев, у входа которой снаружи устроилась прямо на земле Манефа.

– Я так тебя ждала, Ванечка, так ждала, – говорила Алёна. – Надеялась и молилась.

– А я искал тебя повсюду. У всех мореходов, которые к нам в Ново-Архангельск заходили, спрашивал. И тоже молился, Алёнушка.

– Вот Господь и услышал наши молитвы. Ведь это просто чудо – так нам повстречаться. Такое бывает только по велению Божьему.

– Всё так, Алёнушка, – согласился Иван. – Сказано ведь в Писании, что пути Господни неисповедимы… Теперь нам думать надобно, как вместе быть и больше никогда не разлучаться.

– А я уже придумала, Ваня, – вдруг сказала Алёна.

– Придумала? – удивился Иван. – А ну, сказывай немедля!

– Тятенька мой ушёл с продуктами на «Чирикове» домой в Ново-Архангельск.

– Знаю. Ну и что?

– Иван Александрович Кусков мне сказывал, что тятя сюда опять придёт в августе. Загрузит здесь провизии и пойдёт на Гавайские острова. Тамошний король давно зовёт его через иностранцев компанейских. Много соли обещал дать. А оттуда тятя опять в Ново-Архангельск пойдёт.

– Ну и что же? – всё ещё не понимал Иван.

– Как что, Ваня! Мы  с тятей пойдём на те острова, потом на Ситху. Мне охота маменьку повидать, да брата с сестрицей. Я по ним соскучилась, да и тятеньку тут не увидела.

– А как же твои индейцы? Как ты с ними расставаться будешь?

– Я стариков с шаманом соберу и скажу им, что меня отец мой, а для них бог морской, обратно к себе зовёт. И  уйду опять в океанские волны. Это для них понятно будет.

– А для нас? Где нам-то быть с отцом твоим?

– Все просто, Ваня… Ты меня где-нибудь за скалой на баркасе ждать будешь и на судно тятино доставишь… Хорошо я придумала?

– Куда как добро. Но  что мы с тобой в Ново-Архангельске делать будем?

– Опять сюда  придём. Здесь мне больно уж понравилось.

– Мне тоже место сие по душе пришлось. А ежели увидят тебя здесь индейцы твои?

– Тогда у меня будет другая жизнь, Ванечка. С тобой. И у них тоже, с новым вождём. Да и далеко они от нас жить будут. Времени же много пройдёт, и все изменится. Но, главное, что они  под защитой наших людей будут. Лучшего я им  дать ничего не могу.

– Всё так, Алёна. Только вот как дело-то мое рудознатское? Ты об этом подумала?

– А как же. Конечно подумала. За тебя тут твой помощник Федя останется. Мы о том с Иваном Александровичем договоримся, я думаю.

– А Манефа? Что с ней будет?

– Она тут, в крепости жить останется. Может замуж тут за кого выйдет. Может, на Кадьяк захочет вернуться – дело её. Она свободна.

– Какая ты у меня ладная да рассудительная.

– Потому, что люблю тебя, Ванечка. И не хочу больше с тобой расставаться.

– И я тоже, Алёнушка…А не забыла ли ты, что мы с тобой недовенчались?

– Как такое забыть можно, Ваня. Потому ты завтра к отцу Никодиму пойдёшь, поговоришь о нас.

– Вот скоро церковь достроят, тогда и обвенчаемся. С батюшкой уже и Фёдор говорил. Тоже венчаться хочет с невестой из местных индейцев.

– Вот здорово! Сразу две пары под венец. А, может, и больше будет. Дай-то, Господи, чтобы всё так  случилось.

Глава десятая

Двухсаженной высоты стены из заострённых брёвен, плотно прижатых друг к другу, башни с пушками, широкие ворота, и тоже с пушками по обе их стороны, дом правителя, казармы для промысловиков, церковь с колокольней – всё это и есть русская крепость на калифорнийском берегу Великого океана.  Строительство новой оседлости  велось все летние месяцы восемьсот двенадцатого года, и к последним дням августа она была готова. Да ещё за стенами её был разбит большой огород и распахано такое же большое поле.

В крепости много народа: русские, алеуты, индейцы. Все они веселы и довольны делом рук своих, и все в ожидании главного события сегодняшнего утра – открытия нового форта, у которого пока даже и названия нет.

А в доме Ивана Александровича Кускова собрались в этот час его ближние люди: Сысой Слободчиков, недавно пришедший с острова Ситхи, Тимофей Тараканов, Иван Лихачёв с Алёной, отец Никодим с матушкой Верой и сам Иван Александрович с супругой своей Екатериной Прохоровной.

– Ну что, други мои, – заговорил Кусков. – Начнём вершить дело наше… Благослови, отец Никодим.

– Господь благословит, – ответил батюшка и крестным знамением осенил Кускова.

Тот взял свой картуз, положил в него свернутые в трубочки бумажки, перемешал их рукой и вытряхнул на небольшой столик перед иконой Спасителя.

– На одной бумажке написано мною «Славянск», – сказал при этом Кусков. – На другой – «Росс»… А теперь – помоги, Господи…

Иван Александрович перекрестился и взял одну из бумажных трубочек. Затем развернул её и громко произнёс:

– Росс! Слава тебе, Господи! Крепость наша отныне называется Росс! Форт Росс!

После сего Кусков вместе с бывшими с ним людьми вышел на крыльцо своего дома и прошествовал к середине крепостной площади, где стояла врытая в землю высокая мачта.