Калифорнийская славянка

От купцов же, встреченных им на Ирбитской и Тобольской ярмарках узнал он, что новый торговый путь проходил здесь до самого Иркутска через Томск да Красноярск. Не везде, конечно, он был ровен и гладок, ибо строили его податные крестьяне окрестных сёл и деревень, обременённые разными государевыми повинностями: подушной денежной пошлиной, сдачей в казёнку отсыпного хлеба с каждого двора и, конечно, самой главной повинностью – гоньбой лошадей по новому тракту с почтой, чиновным людом и разными казёнными товарами.

Часто в Тобольске, живя у Шергина, Иван Кусков засматривался на дочку хозяина Дашеньку, а в поездках за многие вёрсты от Тобольска часто думал о ней. Ему даже в голову приходила, бывало, мысль: а не остаться ли здесь навсегда и жизнь свою связать со славным городом Тобольском, с теми добрыми людьми, да к тому же и земляками, которые его окружали.

Но он отгонял всё же эту мысль и думал постоянно о главном: добраться до Иркутска, а там видно будет, как жить предстоит дальше: долг Нератову его обязывал дойти до Иркутска… Ведь уже второе лето пошло, как он живёт в Тобольске. Хорошо, что отписал в Тотьму Алексею Петровичу Нератову  о своей задержке.

…А возможность идти в Иркутск представилась только ещё через год, когда наступила очередная зима и Кусков, подзаработав у Ряшкина денег, достаточных для того, чтобы добраться до Иркутска, тепло попрощался со ставшими ему родными домами Степана Лукича и Артемия Ивановича, отправился  с первой же подвернувшейся оказией – купеческим обозом - в ту далёкую сторону.

Не всегда случались в пути такие оказии, и тогда он жил на постоялых дворах придорожных почтовых станций, но все же к середине зимы новый Сибирский тракт довёл Ивана до Томска, а оттуда по тому же тракту, уже освоенному сибирским народом, через Красноярск добрался, наконец-то, он до самого Иркутска. В памяти остались многие картины сибирской природы, да те места на его пути, где приходилось задерживаться надолго: Тулун, Зима, Черемхово.

Столь дальняя дорога утомила Ивана Кускова, но он был доволен собой, когда увидел первые дома городской иркутской окраины. Что и говорить, по зимнему пути идти было намного легче – ни мостов, ни гатей, ни лодок для переправы через большие и малые реки. Дорога всегда шла по льду, уставленная разными вешками: кольями, еловыми лапами, а то и просто прутьями.

Но всё же весна догнала Ивана и его очередных случайных спутников тёплым дневным солнышком, талым снегом. А за несколько дней до Иркутска, когда стало совсем тепло, попал Иван вместе с попутчиками в страшную бурю, какой отродясь не видывал. Бешеный ветер с откуда-то взявшейся пылью и даже  камнями, вырывал с корнями деревья, срывал крыши с домов деревень при дороге. Спасение от той бури они нашли только в ближнем густом лесу, где были тоже поломанные деревья, но где буря большой беды не наделала. Похоже,что пришедшая весна сразилась за свои права с зимой.

Сам же Иркутск в середине мая встретил путника зелёной травой на лугах вдоль дороги и жёлтыми шариками лютиков-купальниц на влажных берегах ручьёв и цветущими в городских садах деревьями: ведь совсем не зря в народе месяц май так и назывался – «травень-цветень».

В Иркутске Иван Кусков не пошёл сразу же искать сыновей Алексея Петровича Нератова, а поселился сперва на постоялом дворе недалеко от стоявшего там храма, куда направился  помолиться и поблагодарить Господа за успешное для него, Ивана Александровича Кускова, окончание столь долгого и почти трёхлетнего пути. И к своему удивлению узнал он, что храм сей построен во имя Прокопия и Иоанна – великоустюгских чудотворцев. Видно и тут, в далёком Иркутске, не обошлось без его земляков.

На душе у Кускова стало как-то спокойнее и он пошёл искать улицу и дом, что обозначил Алексей Петрович Нератов на своем письме сыновьям.

Дом Нератовых, опушённый по фасаду резным узорочьем, с резными же наличниками и ставенками на окнах, Иван нашёл скоро. Но дома ни Фёдора, ни Ильи не оказалось, а дородная женщина в цветастом сарафане и накинутом на плечи шушуне-телогрее, очевидно, хозяйка или экономка, поведала, что Фёдор Алексеевич теперь на торгу в своей лавке, Илья же Алексеевич в отъезде. На торгу означало, стало быть, на городской торговой площади, и Кусков поспешил туда.

Лавку купца Фёдора Нератова в торговых рядах ему указали быстро и он подумал, что на его родине в Тотьме или на Вологде в ходу была поговорка: «Язык до Киева доведёт». Здесь же, в Сибири, по всему видать, можно говорить, что язык довёдет до самой Америки.

Фёдора Алексеевича Кусков нашёл в его небольшой конторке, на пороге которой сидел амбарный сторож, а лавочный сиделец с кем-то торговался за прилавком с открытыми ставнями. Сам же Нератов за своим столом занимался обычной купецкой работой с конторскою книгою, где всё прописано о товарах, их ценах, про торжки и ярмарки: где, когда, чего и сколько.

Когда же вошедший в контору Иван Кусков назвал себя, то Нератов отложил все свои расчётные дела и, здороваясь, подошел к гостю.