Калигула

Предсвадебная суета достигла апогея, когда на виллу явились две довольно упрямые каламистры – мастерицы делать прически. Женщины глянули на мои вьющиеся от природы волосы длиной ниже плеч, которые я по примеру матери обычно носила заколотыми на затылке, и неодобрительно закачали головами. Охая и причитая, они стали поднимать мои кудри, свивать в жгуты, скреплять заколками и шпильками, экспериментировать с золотой сеткой. Я молча сидела и слушала их бормотание о моей внешности и чувствовала, как во мне медленно закипает гнев. Когда я была уже почти на пределе, явилась третья женщина с большим париком, который напомнил мне изощренные прически Агриппины. Едва она попыталась водрузить мне на голову эту штуку, как я не вытерпела, вырвала из волос одну из дюжины шпилек и воткнула ее в руку несносной каламистры. Она завопила и выронила парик. Я вскочила взбешенная.

– Госпожа, но это же самый популярный нынче стиль, а твои волосы… – Она не договорила и вместо слов сочувственными жестами дала понять, что с моими волосами вряд ли возможно что-то сделать.

Я глубоко вдохнула, вытащила остальные заколки, оставив только одну – на затылке, и бросила их на пол:

– Меня вполне устраивает простая прическа. Все, идите все отсюда.

Она посмотрели на меня как на котенка, который вдруг набрался наглости и зашипел на них.

– Госпожа, мужчины Рима любят, чтобы их женщины хорошо выглядели.

Я не могла смолчать в ответ на это почти неприкрытое оскорбление:

– Моя мать всегда ходила с такой прической, и ей удалось заполучить одного из величайших римлян. Я уже не та девочка, которая приехала сюда. Мне четырнадцать лет, и я вполне способна сама решить, как причесаться. А теперь – долой с глаз моих!

В тот день я впервые поверила в себя и отстояла свои права – и до чего же сладок был вкус победы! Я больше не буду кротким ребенком. Пусть эту роль играет Друзилла. И да помогут боги Марку Виницию, если он чем-то мне не угодит…

В начале лета наступил день, когда все наконец упаковали и на пристани выстроилась небольшая флотилия легких изящных либурн в ожидании пассажиров. То был прекрасный и одновременно горький момент. Пока я стояла в порту и смотрела на суда, которые увезут нас с проклятого острова, и на тюки с нашим скарбом, загружаемые на палубы, чувствовала себя свободнее, чем когда-либо за много лет, даже невзирая на предстоящую свадьбу. А потом от моего беспечного настроения не осталось и следа – его уничтожил брат, вернув меня в реальный мир.

– Не радуйся свободе, ибо это всего лишь иллюзия, – негромко сказал он, а когда я недоуменно посмотрела на него, пояснил: – Глянь, как мало тут повозок с вещами по сравнению с днем нашего прибытия на остров.

Я опять оглядела багаж. Да, на этот раз мы брали с собой гораздо меньше вещей, чем когда переезжали сюда из Рима.

– Часть нашего имущества остается здесь. Мы же вернемся, – продолжил Калигула. – Нам предстоит короткая прогулка, а не побег.

Значит, в тот день, когда мы узнали о скорых свадьбах, мой брат правильно все оценил. Даже в браке мы останемся под надзором Тиберия. На борт либурны я взошла упавшая духом, и мы пустились в путь по волнам – на север, в древний город Анциум, заложенный сыном Одиссея. Двадцатью одним годом ранее там родился Калигула. Я прикинула, что если свадебные празднования затянутся, то он отметит свой двадцать второй день рождения там же, где отметил первый.

Императора с нами не было, поскольку он не счел нужным покидать остров ради присутствия на бракосочетаниях. Но он, по-видимому, заранее оповестил всех о планах, и великолепная прибрежная вилла в Анциуме к нашему приезду уже была украшена для предстоящих торжеств. Между колоннами натянули гирлянды, стены покрыли свежей краской, повсюду расставили пышные букеты, а в большом саду над морем приготовили все для церемонии.

Не буду задерживаться на подробностях прибытия и последних часах накануне свадьбы. Скажу только, что вилла имела собственную пристань и там шагу нельзя было ступить, не натолкнувшись либо на чрезмерно услужливых рабов, которые продолжали кампанию предсвадебной суеты, либо на преторианцев, неусыпно несших стражу, чтобы никто не вторгся и не сбежал.

Утро прошло в хлопотах и неприятностях. Я, как всегда, спорила и сопротивлялась. Калигула сохранял недоступное моему пониманию спокойствие. Друзилла же была сама не своя от пролегшей между ней и Лепидом пропасти. Она упрямилась и сердилась и в конце концов даже побила одного из слуг – не шлепнула по щеке, как подобает девице, а ударила в глаз кулаком, словно драчун из простонародья.