Калигула

Проведя на острове всего один день, Агриппа отплыл в Рим, но не для того, чтобы наслаждаться столичной жизнью, а чтобы сидеть где-то взаперти. Наверное, мне следовало огорчиться подобной участью друга, тем более что для членов нашей семьи тюремное заключение всегда оказывалось лишь первой ступенью к казни через голодную смерть. Но в моем сердце поселилась надежда на то, что для него все не так безнадежно, ведь те, кто прогневил императора, обычно покидали остров куда быстрее. И не по воде, а в воду. Все-таки Агриппу увезли на корабле под стражей – как заложника иностранного государства, а не заключенного.

Случай с Агриппой обострил враждебность Гемелла к Калигуле и, соответственно, ко мне, но нас это не тревожило. Во-первых, он слишком глуп, чтобы доставить нам серьезные неприятности, пока мы на Капри, а во-вторых, император по-прежнему считал его вздорным мальчишкой и в то же время, как казалось, все выше ценил Калигулу. Формально в вопросе преемника ничего, конечно, не изменилось, но складывалось впечатление, что брата он теперь предпочитал Гемеллу.

Год шел на убыль, и началась зима. Она принесла с собой обычные ледяные ветры и покрыла снегом горные пики Капри. Сатурналии мы отметили так же негромко, как и в прошлые годы, запертые в узком кругу приближенных и в уединении острова.

Но той осенью и зимой кое-что произошло. Предсказание Агриппы о скорой смерти Тиберия как будто стало толчком: император заболел и уже в полной мере так и не поправился – одна хвороба почти сразу сменяла другую, не давая возможности отдышаться и окрепнуть. К февралю император больше времени проводил в своих покоях, чем выходил на люди и занимался делами, а его перерывы на дневной сон все учащались и удлинялись. Скопление мокроты в горле, бесконечные кровотечения из носа и жестокие головные боли стали постоянными спутниками дряхлеющего императора, и, как бы ни старались лекари, медленное и неуклонное увядание продолжалось.

Как и следовало ожидать, Гемелл воспринял нездоровье деда как сигнал к действию и старался привлечь на свою сторону каждого, кто появлялся на острове, подлизывался ко всем подряд и раздавал обещания, которые не мог исполнить. У моего брата были все основания ненавидеть старика, но он, напротив, удвоил внимание к Тиберию и как мог заботился о нем, потому что знал, как играть в эту игру. Пока император жив, нельзя строить планы на будущее.

Среди гостей, стражников, вольноотпущенников и рабов забурлили слухи о наследовании трона. Гемелл усиленно обрабатывал военных, прокладывая себе путь намеками на денежные прибавки и важные посты в случае, если он станет императором.

К концу зимы никто, даже сам Тиберий, не рассчитывал на то, что его правление продлится хотя бы до следующих Сатурналий. Он умирал. А решение так и не было принято. Право на трон сохранялось и за внучатым племянником Тиберия, и за его внуком. Ожидалось, что со дня на день, пока не стало слишком поздно, император составит новое завещание. Многие считали, что он уже сделал это втайне ото всех и отослал документ в Рим в надежное место – для обнародования после его смерти. Разумеется, в Рим император ничего не отправлял, но было бы вполне в духе Тиберия спрятать завещание где-нибудь у себя в покоях.

Визиты Макрона участились. Иногда он приезжал по два раза в месяц, и это означало, что в Риме он почти не бывал. Доверия этот человек по-прежнему не вызывал, тем не менее я радовалась его появлению – он, по крайней мере, не испытывал симпатии к Гемеллу, а значит, в его присутствии у молодого наследника нет контроля над преторианцами острова. Все попытки Гемелла привлечь военных на свою сторону не имели значения, пока он не заручился поддержкой главы германских охранников и тем более префекта претория.

В те месяцы у меня начались проблемы со сном, и, несмотря на свое неприятие свинцовых белил, я все-таки стала ими пользоваться по чуть-чуть, чтобы скрыть темные круги под глазами. Хорошим аппетитом я никогда не могла похвастаться, но теперь с трудом заставляла себя проглотить хоть что-то. Само пребывание на Капри изматывало настолько, что здоровье ухудшалось на глазах. Чем отчаяннее я старалась противостоять стрессу, тем хуже чувствовала себя.

В конце января, во время последнего своего визита на остров, Макрон отправился поговорить с императором в его покоях и не возвращался более двух часов. Стремясь избежать общества Гемелла, мы с Калигулой оделись потеплее, собрались с духом и вышли на каменные плиты большой террасы. Погода установилась ненастная, серое небо грозило снегопадом, однако морозов не было. И это хорошо, ведь я бы ни за что не вышла на эту террасу, если бы ее покрывал лед. Честно говоря, и безо льда я согласилась туда пойти только по настоянию брата. У меня не было никакого желания посещать это место смерти.

Мы плотно закутались в шерстяные накидки, облокотились о перила и направили взгляды в морскую даль. Нам виден был весь Неаполитанский залив. Гай называл мне по очереди все поселения и достопримечательности справа налево: