Калигула

Целеустремленность и сила брата безмерно восхитили меня, но еще – впервые в жизни – я испытала по отношению к Калигуле нечто похожее на страх. Я всегда знала его как упорного и осторожного человека, изредка страдающего от излишней вспыльчивости, но никогда раньше не считала его способным на расчетливое убийство.

Разумеется, все эти соображения пронеслись в моей голове за доли секунды и оставили после себя лишь признание правильности его поступка. Он сделал то, что необходимо было для безопасности – своей собственной и нашей, его сестер. Он сделал это ради Рима и на благо всего мира. А сам акт убийства и решение пойти на это, должно быть, стали мучительным испытанием для него, тем более что он ни с кем не поделился.

С другой стороны, к чему привело содеянное им? Да, Гемелла не утвердили в качестве первого преемника. То есть теперь мы вернулись к тому положению, которого страшились долгие месяцы и даже годы. Император мертв, а преемственность не определена.

– Императору не суждено было добраться до Рима, – выдохнул Макрон.

– Ему не суждено было добраться до Мизена, – поправил его Калигула.

Гвалт за нашими спинами не стихал. Германцы-телохранители бестолково метались туда-сюда. Они защитили бы Тиберия от мечей и кулаков, но противостоять тому, что выглядело следствием его продолжительного недомогания, были не в силах. Германцы смогли бы охранять его безжизненное тело, но не знали, чьей власти должны отныне подчиняться. Преторианцы стояли подальше от германцев, дабы не вспыхнула случайная ссора, и тоже ждали приказов. Рабы рвали на себе волосы и выли, хотя я видела, что они лишь изображают горе. Никто не любил старика, а меньше всего рабы, которые жили в ежедневном страхе, что малейшая их оплошность закончится визитом на злосчастную террасу.

Из-под навеса с пепельным лицом вынырнул Гемелл. Я пыталась понять, успел ли он услышать, кто будет следующим императором, или, войдя под навес в ожидании хороших вестей, стал свидетелем смерти своего деда. За Гемеллом показался Геликон, личный телохранитель императора, насупленный и мрачный. Уберечь хозяина от болезни было не в его силах, и ему достало ума сообразить, что теплых чувств к нему самому никто не испытывает, ведь за несколько лет он хладнокровно отнял жизнь у множества невинных людей.

На корме коротко звякнула сталь мечей. Там растерянный германец обменялся с таким же растерянным преторианцем оскорблениями. Командиры успели растащить их прежде, чем воцарился всеобщий хаос.

По чистой случайности именно в этот момент судно, причаливая, стукнулось о пирс и резко остановилось, отчего несколько человек с испуганными вскриками повалились на доски палубы. Моряки, не знающие толком, как им теперь себя вести, пытались выполнять свою обычную работу. Они привязали бирему к пирсу и установили трап для высадки.

Калигула привлек мое и Макрона внимание, тихо, но с большим нажимом произнеся:

– Макрон, время решать. Гемеллу ехать до Рима еще сто с лишним миль, однако от трона его отделяет всего один короткий шаг. То же самое верно и для меня. Возможно, будет война. Будут убийства, предательства и смерть. Рим может низвергнуться в хаос, как было после гибели Цезаря…

Едва он упомянул имя Цезаря, как я вспомнила: сегодня мартовские иды! Любят же парки играть судьбами смертных! Или… парки тут ни при чем. В полном изумлении я уставилась на брата. Неужели он смог спланировать все, даже выбрал особенную дату?

Потерявший дар речи префект только растерянно наблюдал за происходящим.

Гай откашлялся, чтобы привлечь его внимание:

– Макрон, поддержка преторианцев сейчас будет иметь решающее значение. Пришло время действовать.

Я нервно сглотнула. В префекте всегда чувствовалось что-то такое, отчего я так и не стала доверять ему. Тем не менее до сих пор он неуклонно поддерживал Калигулу, а не придурка Гемелла.

Мир затаил дыхание.

Великий Юпитер на Олимпе приготовился метнуть молнию.

Макрон взглядом нашел на пирсе центуриона преторианцев. Тот стоял во главе колонны с видом озабоченным и растерянным. Он явно догадывался, что именно происходит на борту биремы, но пока не получил никакого подтверждения. Потом заметил, что на него смотрит префект, и расправил плечи.

– Центурион, строй людей. Божественного Тиберия более нет с нами. Да здравствует новый император Рима. Да здравствует Гай Юлий Цезарь!

Совпадение имени и даты заметила не только я – по-видимому, и Гемелл, который ошеломленно разинул рот да так и застыл. Затем наступил краткий миг неопределенности. Командир германцев заколебался, но кинул один взгляд на бестолкового юношу с отвисшей челюстью и отдал своим людям приказ строиться, после чего повел их по проходу от кормы к носу, остановил на почтительном расстоянии перед моим братом и там опустился на колено. Калигула, улыбаясь, незаметно для всех выбросил три красные ягоды за борт, в темные морские воды. Наверное, он приберегал их для самоубийства на тот случай, если преторианцы его не поддержат. Как я уже упоминала, брат редко оставлял что-либо на произвол судьбы.