Калигула

Калигула онемел. Я тоже. Да и что можно ответить на подобные заявления?

Потом брат слегка повел рукой. Один из германцев, стоящий к нам ближе остальных, вытащил из ножен свой клинок и бросил его на пол. Тяжелый северный меч ударился о мрамор, заскользил и замер перед Силаном. Ни слова не говоря, Гай уставился на тестя.

Силан нагнулся и поднял меч. Незнакомое, длинное лезвие озадачило его, он чуть нахмурился и взвесил оружие в руке:

– Я ухожу в Элизий, зная, что сделал все, что было в моих силах. Там я встречусь с дочерью. С радостью я покидаю это гнилое, населенное крысами место.

Сделав глубокий вдох, он перевернул меч, взялся за лезвие чуть подальше середины и воткнул в мягкое углубление между двух ребер. Потом, без всяких церемоний и, по-видимому, не испытывая в последний миг жизни страха, упал перед нами на пол лицом вниз. Я слышала хруст, с которым меч пронзил кость, мышцы и органы, и увидела, как вырос на спине странный горб – приподнятая острием меча тога. Тело дернулось пару раз, но Силан точно приставил меч и ровно упал на него. Меч разорвал его сердце так же, как разорвала его несколькими годами ранее смерть дочери, и он умер в считаные секунды. С последним выдохом Силан обмяк и замер. В немом ужасе я смотрела, как из-под его тоги расплывается лужа крови.

– Теперь все! – заявил брат с необычной для него страстностью.

– Надеюсь, – сдавленно ответила я. – Сегодня я видела столько крови, что хватит до конца жизни. Раз ты действительно закончил делать из города одну гигантскую арену, то я бы хотела вернуться домой и ополоснуться. Надо как-то смыть с себя воспоминания о том, что было, иначе невозможно заниматься свадьбой нашей сестры.

Я сердито встала, не дожидаясь разрешения, и направилась к выходу. Мне пришлось заложить широкую дугу вокруг окровавленного тела на полу и стоящего рядом перепуганного курьера. От двери я оглянулась и увидела, что брат присел на корточки возле мертвого тестя, чтобы всунуть монетку Силану в рот. Это был жест прощания и уважения к человеку, которого Калигула любил – пусть недолго – как родного отца.

Ту ночь я провела в объятиях Виниция, содрогаясь от воспоминаний об ушедшем дне. Муж утешал меня и крепко обнимал, но мои жалобы на жестокость брата не вызвали в нем особого сочувствия. Он сказал, что император сделал ровно то, что следовало, и что так будет лучше и для него самого, и для империи. Мне, однако, не казалось, что так будет лучше для меня. А самое же тревожное – что бы ни говорил Виниций – той ночью на его лице проступила тень сомнения.

Глава 16. Знамения

В последующие два месяца состояние брата постепенно улучшалось, и в конце концов он полностью поправился. Об отравлении напоминала теперь только его бледность. По мере выздоровления Калигула все сильнее беспокоился по поводу преемственности. Вместо умершего Гемелла он назначил наследником нашего друга Лепида, который теперь стал нам еще и зятем и присутствовал на каждом государственном и семейном собрании. Калигула любил Лепида как родного брата задолго до того, как породнился с ним официально. Но после многих дней размышлений Гай решил, что если наследник не является прямым кровным родственником, то его право на трон непременно вызовет сомнения. Не знаю, так ли это, но Калигула убедил себя в том и затем пришел к логичному заключению, что для блага империи ему нужен сын.

Лично мне кажется, что в его новом стремлении стать отцом немалую роль сыграли обвинения Силана. В любом случае я это решение одобряла, потому что рождение сына невозможно без жены, а Калигуле, на мой взгляд, новый брак был необходимым. Во-первых, чтобы смягчить в его характере те углы, которые слишком уж заострились, и во-вторых, чтобы изгнать призраки Силана и его дочери, а они не оставляли Калигулу в покое, хотя сам он в этом никогда не признавался.

Агриппина тоже могла повлиять на это решение брата. В середине декабря она родила в Анциуме здорового, увесистого, улыбчивого сына, который получил от своего отца имя Луций Домиций Агенобарб – вопреки желанию матери назвать его Нероном в честь ее брата. Этот счастливый крепыш подстегнул стремление Гая обзавестись наследником. В конце концов, раз старшая сестра смогла произвести столь довольного жизнью младенца от распускающего руки негодяя, то почему бы этого не сделать золотому принцу Рима?