Калигула

Он говорил, а император смотрел на неподвижную воду, и в глубине души его кружился, накладываясь на реальность, образ золочёного корабельного носа, что лежал в Александрийском порту.

— Манлий, — обратился он в третий раз, — ты мне построишь широкую дорогу вокруг всего озера...

Манлий вздрогнул: ему уже было хорошо известно, что когда голос императора вот так изменяется после почти гипнотических пауз, то потом он повелительным тоном описывает нечто увиденное в иных местах.

— Вокруг всего озера? — повторил он, сочетая почтение с удивлением.

— И из мраморных плит, потому что на озере...

Император прервался, словно на него нахлынули пришедшие издалека мысли.

ИМПЕРАТОРСКИЕ КОРАБЛИ

— А теперь послушай ты, Евфимий: в эти воды мы пустим корабли великого ритуала Исиды, как тот корабль, на который восходил мой дед Марк Антоний с царицей Египта. Корабль, который я видел разломанным и гниющим в Александрийском порту.

— Корабль, который ты видел в Александрийском порту, Август, — сказал Имхотеп с волнением, — это золотой корабль Ма-не-джет, священный корабль... Это чудесный храм на воде. Его построила Клеопатра.

— Если смогла построить царица Египта, — ответил император, — то сможет и Рим. Мы построим также корабль последователей, куда соберутся люди из всех уголков земли, кто захочет последовать за мечтой моего отца. Жрец из Саиса сказал мне, что у того корабля были длинные и лёгкие вёсла.

— Он назывался Ме-се-кет, Август, — сказал Имхотеп, — и я знаю некоторых, кто со слезами на глазах видел, как его сожгли. У него были такие длинные и изящные вёсла, что, когда их поднимали над водой, они казались крыльями чайки.

Партенопеец Евфимий, изобретательный морской инженер, загоревший на мизенском солнце, продолжал созерцать озеро и окружающие его холмы. И вдруг проговорил:

— Храм над водой...

Он раскрыл свой маленький кодекс, папирусную записную книжку, и посмотрел на императора.

— У меня в голове, Август, родилась идея: я сделаю храм не из дерева. Я вижу, как над этими водами стоит мраморный храм...

И он засмеялся.

Молодой император был потрясён.

— Объясни мне, пожалуйста.

К Евфимию бросился его молодой верный помощник, знавший, когда протянуть ему острый каламус для сложных расчётов или запутанных чертежей, палочку, инструменты для черчения кривых и углов, папирус разной толщины. Из благовонной кедровой шкатулки он достал каламус, которым, в зависимости от наклона, можно было чертить линии жирные или тончайшие, и протянул инженеру.

Посмотрев на воду, Евфимий положил кодекс на балюстраду над озером.

— Впервые в человеческой истории в этом году, первом году твоего правления. Август, на этом озере...

Он взял каламус и обмакнул в чернила.

— Смотри, Август, смотри...

Он прочертил толстую длинную прямую линию, потом под ней другую, изогнутую, соединявшуюся концами с первой, так что получился корпус судна. Наклонив каламус, дополнил эту линию другими штрихами, и на листе высоко взметнулся нос корабля.

— Смотри, это деревянный корпус, но он должен выдержать храм из мрамора, кирпича и извести...

Инженер засмеялся, продолжая всё быстрее чертить линии, и, всё так же смеясь, с энтузиазмом говорил:

— В прошлом строили большие царские корабли, огромные, но все они делались только из дерева.

— Это логично, — подтвердил император.

— Однако я видел твои глаза, Август, когда сказал тебе, что по этой воде будет плавать храм из мрамора.

Император посмотрел на него. Они были одного возраста, и вдруг оба рассмеялись, как после какой-то шутки. Евфимий продолжал ловко чертить.

— Смотри, Август: такого ещё не было. Плавучая конструкция деревянная, приспособленная для движения по воде; она должна поддерживать жёсткие каменные строения, не выдерживающие колебаний, так как они разрушатся, как во время землетрясения.

Все смотрели на него, заглядывали в его кодекс, переводили взгляды на озеро.

— Кажется абсурдом, а?

Остальные столпились вокруг, чтобы разглядеть рисунок в кодексе. Они первые на земле видели рождение этого изобретения. Евфимий начертил в секции корпуса несколько вертикальных линий, как трубопровод. Это действительно станет гениальной находкой, никогда не виданной системой терракотовых труб, врезанных для амортизации давления каменных строений, твёрдых опор в гибкой деревянной конструкции.

— В корпусе, взгляни, я поставлю гибкую систему, которая погасит колебания, и храм Имхотепа не рухнет. Вода в озере почти всегда тихая, но если вдруг налетит сильный ветер... Мне поможет точный кораблестроительный расчёт со многими вычислениями, так как корабельные корпуса со всем приходящимся на них весом не будут вытаскиваться на берег для ремонта. Мы обошьём корпус тонкими, хорошо спаянными свинцовыми листами. Нужно тщательно сделать деревянные пазы, металлические связки, защиту каждого гвоздя...

В его латыни был ощутим акцент Великой Греции[48] и отголоски древних италийских диалектов, она звучала легко и солнечно. А его партенопейская фантазия вызывала в памяти его родные края.