Калигула

И если, как прошептал префект Макрон, всё было действительно готово, возникал триумфальный образ: посредством огня и дыма этих сигналов в кратчайшее время, буквально в считанные часы, на всём бескрайнем пространстве империи с её большими городами и маленькими городками, деревнями, легионами на границах и миллионами людей, говорящих на разных языках, всем стало бы известно, что узурпатор Тиберий наконец умер и с помощью хорошо вооружённых преторианцев, флота и легионов в Германии, при покорном согласии сената власть получил молодой Гай Цезарь — сын великого Германика, преданного и убитого, правнук Октавиана Августа и Марка Антония, единственный оставшийся в живых мужской потомок императорской фамилии.

Неожиданно для всех Тиберий захотел покинуть Капри. В обитой лектике[40], с рабами, помощниками и врачами спуск из виллы Юпитера к порту был затруднён, а ещё труднее было погрузить императора на корабль и перевезти. Все вспомнили — а кто не вспомнил сразу, тот ошеломлённо услышал от других — зловещее пророчество, много лет назад предрёкшее Тиберию смерть, когда он попытается вернуться в Рим.

Тем не менее император лишь на мгновение обернулся назад посмотреть на остров, где провёл годы в своём неприступном логове, а потом шагнул за тяжёлые стёганые шторы, так как на море дул переменчивый раннемартовский ветер, ветер с востока, с Матезских гор, который, если верить морякам, сулил дождь.

Император, закрытый шторами своей лектики, добрался до грозной военно-морской базы в Мизенах, гарнизон которой сеял страх во всём западном Средиземноморье. Тысячи моряков оказали ему почести, но человек, которому они предназначались, ничего не видел и не хотел видеть. Августианцы, ни на минуту не оставлявшие его на Капри, уступили место префекту, командовавшему знаменитыми Мизенскими преторскими частями — Западно-Средиземноморской армией, его моряки традиционно эскортировали императора в портах и во время морских поездок.

И вдруг префект намеренно широким жестом на глазах у своих людей провёл рукой вокруг и обратился к Гаю:

— Смотри: всё это построил отец твоей матери Марк Агриппа, величайший моряк, какому когда-либо Рим отдавал почести. В западном порту он спроектировал водохранилище, соединяющееся с открытым морем, и построил восточный порт, более укрытый, со складами, мастерскими, верфями, канатными фабриками, жильём. Он хотел соединить оба порта, прорыв канал, а в скале высек резервуар, собиравший воду со всего Серинума. И флот не испытал бы нехватки в питьевой воде, даже если бы всем кораблям пришлось отчалить в один день.

Впоследствии этот водоём назовут Чудесный Пруд; он был большой, как кафедральный собор, длиной семьдесят метров и шириной двадцать шесть, с мощными опорами, высеченными в ложе скалы.

— Благодаря твоему деду теперь никто ни в одном уголке моря не смеет плавать без позволения Рима, — объявил префект и заключил: — Люди из Мизенских преторских частей постоянно следят за этим.

И Гай понял, что это не просто информация, а явный договор о мятеже.

— Я помню об этом, — сказал он, — и знаю, в каком долгу империя перед этими людьми.

Добравшись до стоящей на мысе виллы — которая за сто лет до этого принадлежала богачу Лукуллу, победителю Митридата, — врачи прервали эту последнюю поездку императора, и там болезнь Тиберия стремительно перешла в безнадёжную агонию.

— Никак не кончится... — злобно бормотал Серторий Макрон. — Боюсь, как бы кто-нибудь ещё в Риме не подготовился...

Охваченный тревогой, он (как в своё время Ливия об Августе, умиравшем в Ноле[41]) распространял слухи о чудесном выздоровлении старого Тиберия, тогда как на самом деле император хрипел среди подушек на глазах у измученных врачей, понимавших, что скоро останутся без работы и денег.

Серторий Макрон знал и кое-что ещё, в чём с бешенством признался одному Гаю: Тиберия тревожит, что через час после его смерти разгорится борьба за власть. И потому император пытался объединить, невозможным образом примирить последнего отпрыска Юлиев, то есть Гая, с последним представителем рода Клавдиев, то есть своим девятнадцатилетним внуком по имени Тиберий Гемин[42].

— Я решил, — признался он Серторию Макрону, — что все мои богатства нужно разделить между ними поровну.

Раздел имущества означал доступ к императорской власти.

«Совсем свихнулся, — сердито думал Макрон, пока Тиберий еле внятно объяснял своё запутанное завещание. — Соединить сына убийц с сыном убитых! Он хочет посадить в одну клетку змею и тигра... — Он злобно рассмеялся про себя. — Это будет гражданская война».