Калигула, или После нас хоть потоп

Август существенно урезал власть сената, и сенат мечтал об одном: после смерти императора вернуть свою былую мощь. Но Тиберий сдаваться не собирался. И вот между сенатом и Тиберием разгорелся бой не на жизнь, а на смерть и тянется уже двадцать три года. Открывались заговоры против императора. Он защищался. Закон об оскорблении величества снес не одну сенаторскую голову. В этой борьбе император победил, потому что у него был прекрасный помощник -- префект преторианских когорт Сеян. На двенадцатом году правления при незыблемом мире в империи и непрерывной войне с сенатской оппозицией он с несколькими друзьями переселился из Рима на остров Капри. Почему он покинул любимый Рим? Ему опротивели не только римские аристократы, жаждущие власти и золота, но и плебеи, которые ненавидели его за то, что он лишил их дорогостоящих гладиаторских игр. Он сделал это еще и потому, что Рим угрожал его жизни. Издалека он держал власть твердой рукой. Решение, достойное мудрости Соломона.

Покинуть Рим советовал и самый преданный -- Сеян. Тиберий тогда и помыслить не мог, что Сеян -- предатель, велевший отравить его единственного сына Друза и готовящийся к захвату власти. После пяти лет каприйского уединения вероломство Сеяна открылось. Тиберий казнил Сеяна и до основания уничтожил весь его род. И с той поры не верил уже больше никому. Он пренебрегал всеми. И уничтожал своих противников безжалостно и жестоко.

Здесь, на Капри, я в безопасности. Так, во всяком случае, кажется. И все же я живу в постоянном страхе, в тревоге. Но живу. Из друзей остались со мной только Нерва, Фрасилл и Харикл. Изо всех лишь эти трое. Я одинок, как и всю предыдущую жизнь. Рим обвиняет меня в разврате и жестокости. Рим! Рим, который сам -- воплощение жестокости и разврата. Лицемеры! Почему вы упрекаете меня в том. что прощаете себе? Я ведь только пытаюсь наверстать то, чего лишали вы меня всю жизнь.

Течение мыслей императора нарушило тихое покашливание. Вошел раб.

-- Наследник императора Гай Цезарь спрашивает, нельзя ли ему войти, чтобы испросить прощения у цезаря.

Старик нервно кивнул.

Калигула вошел быстро и опустился возле кресла на колени.

-- Я ничтожество. -- начал он заискивающе. -- Прости меня, прошу тебя. Я поразмыслил и теперь понимаю, что ты сто раз прав, дражайший. Почему мы должны быть лучше богов? Разве боги жили добродетельно? Хитростью и насилием они покоряли богинь и смертных. -- Он заученно продолжал: -Ганимед наверняка не был для богов просто виночерпием. Но Зевсу мало было этой любви, и он женился на собственной сестре Гере. Мало и этого -- он низверг отца и внука, чтобы занять олимпийский престол...

Тиберий любил греческую мифологию, он забыл свой гнев.

-- Боги горшков не обжигают, но живут. Пользуются жизнью. Тебе же, человеку молодому, подобает быть сдержаннее и уважать старших. -- Он добавил с легкой иронией: -- "Высшая власть в том, чтобы подчинить себе самого себя" -- так говорит наш мудрый Сенека.

-- Но Сенека говорит также: "Прежде всего жить, а потом философствовать", -- заметил Гай Цезарь. -- И этой философии он следует неукоснительно.

Тиберий прервал его:

-- На будущее запомни: я не люблю, когда ты врываешься ко мне, как бык на арену. -- Он легонько усмехнулся. -- И уважай философов, невежда.

-- Ради благосклонных богов прости мне мою опрометчивость. Но я галопом примчался из Рима. У меня такое известие из сената!

-- Ты еще будешь приносить мне новости из сената? На что же в таком случае Макрон? Мой единственный, незаменимый? -- с иронией спросил император.

-- Макрон приедет только завтра. Ты вообрази, что произошло. Префект эрария сообщает в Acta Diurna, что Луций возвращается из Сирии на родину.

-- Какой Луций?

-- Луций Геминий Курион, помощник легата Вителлия.

Старик натянул шерстяной плащ, прикрыл глаза и задумался. Курионы. Республиканское гнездо. Все им покоя не дает их прадед Катон со своей республикой. Сын Сервия -- мой солдат. Макрону следовало бы поближе приглядеться к этой семейке.

-- И римский сенат будто бы хочет воздать ему особые почести. Луцию! Этому ничтожеству!

"Сенат? -- подумал император. -- Это, очевидно, Макрон. Безусловно, Макрон!"

-- Почему они не сделают его сразу легатом? -- с ехидством продолжал Гай. -- Почему не консулом? Кто-то пробивает ему путь. Но кто?

Император не слушал. Он был занят своими мыслями. "У Макрона есть голова на плечах. Рабская, конечно, но работает хорошо. Он определенно знает, для чего ему это нужно".

Император открыл усталые глаза. Калигула стоял перед ним насупленный, бледный, глаза его болезненно горели, в них было упрямство. Говорил он с усмешкой, и за обычным раболепием проглядывали дерзость и злоба.

-- Он будто бы отличился в битвах и в дипломатических переговорах с парфянами, проявил мужество и доблесть. -- Насмешливый голос Калигулы стал грубым. -- У девок, наверно. В бою он всегда был первым... Но в каком бою, если... если во всей империи царит мир? В пьянстве, верно, всех превзошел. Фи! Твой сенат еще раз заслужил signum stupiditatis[*].

[* Отличие за глупость (лат.).]