Калигула, или После нас хоть потоп

Начальник удивленно поднял брови, но не произнес ни слова, взял свиток, попросил сенатора немного подождать и вошел во дворец.

Толпа любопытных обступила ворота. Лектика и рабы остались сзади, за толпой. К ним подошел молодой преторианец.

-- Надсмотрщик? -- спросил он властно.

Выскочил надсмотрщик.

-- Ваш господин выйдет через задние ворота. Вы должны ждать его там. Я проведу вас, идите за мной.

Надсмотрщик покорно кивнул, рабы подняли носилки и пошли за ним следом.

Стражники с любопытством оглядывали Авиолу, переговаривались:

-- Эка! Ночью. Дурацкое у него положение. Так всегда и бывает, если удавкой пахнет.

Авиола слышал это, и холодный пот выступил у него на лбу, он был близок к обмороку. Замечания стражников услыхали и в толпе, некоторые ухмылялись:

-- Готов об заклад биться, что этот лихоимец и теперь подсчитывает, сколько процентов он из этого выколотит!

-- Не трепись! Не видишь, что ли, он белей гусиного пуха. В дерьме небось по шею сидит, раз ночью вызывают!

-- Готовь медяки для Харона, эй, брюхатый!

Авиола невыразимо страдал. Сердце в груди колотилось, в глазах потемнело. Он зашатался. Стражники подхватили его.

Наконец вернулся начальник стражи. Губы его подергивались от затаенного смеха.

-- Благородный господин! Должен сообщить тебе, что над тобой кто-то подшутил. Префект претория еще вечером отбыл из Рима. Никому из его людей ничего не известно. А письмо поддельное и печать фальшивая...

Толпа на мгновение замерла и тотчас разразилась хохотом. Стражники у ворот дворца смеялись во все горло.

Авиола перевел дух. Спасен! Он разом ожил. Он не стал подзывать рабов с носилками, отрезанных от него толпой. Скорее подальше от этого дома, решил он, протискиваясь сквозь толпу к тому месту, где оставил лектику. Его хватали за тогу, хлопали по спине и смеялись прямо в глаза. Наконец он пробрался сквозь толпу, но лектики не было. Он беспомощно оглянулся, но ничего не увидел, эти оборванцы обступили его, липнут, уши заложило от их омерзительного рева. Как от них воняет, фу! Разъяренный, он звал своих носильщиков, но напрасно -- никого, а в ответ слышал только отвратительный смех и еще более отвратительные выкрики:

-- Они тебя дома ждут, лихоимец! Вперед пошли! Не изволит ли господин сенатор разочек пешком пройтись? Мы вот всегда пешочком!

Авиола пытался прорваться через назойливую толпу. Позвать на помощь преторианцев? Лучше не надо. Наконец он выбрался. Быстро, насколько позволяла его туша, помчался по Clivus Victoriae[*], вниз, к форуму. Толпа валила за ним, росла, топала, орала, хохотала. Тухлое яйцо запачкало тогу. Второе растеклось по затылку. С трудом ковылял Авиола, окруженный со всех сторон раскатами смеха.

[* Холм Победы (лат.).]

Ободранный, замаранный, грязный, обессилевший сенатор, тяжело отдуваясь, ковылял к дому. Лишь в трехстах шагах от ворот догнали его рабы с лектикой. Рассыпаясь в извинениях, они посадили хозяина в носилки.

Тем временем весь Рим проведал о замечательной проделке, и весь Рим корчился от смеха.

Где-то по дороге от толпы отделилась группка -- трое мужчин и женщина. Они направились за Тибр, перешли мост и исчезли в домике Скавра.

Старик только вернулся с лова и потрошил рыбу. Запах рыбы растекался по всей округе. На очаге варилась уха. Четверо пришедших наполнили маленькую каморку таким грохотом, что дом задрожал. Давясь от смеха, они рассказывали старику о происшедшем. А он досадовал, что его не взяли с собой, и шумел вместе с ними. Накричавшись до того, что в груди заболело, вспомнили о деле.

-- Ты был потрясающий центурион, Фабий! -- захлебываясь, говорила Волюмния.

-- А я-то? Он меня еще больше испугался, чем Фабия, -- похвастался Лукрин и огляделся кругом, не удастся ли чем промочить горло. Фабий перехватил взгляд и вытащил из-под кровати кувшин с вином. Пили жадно и много.

Грав принял озабоченный вид:

-- Но если пронюхают, кто его так надул...

-- Не ты же, сопляк. -- гордо вставил Лукрин, -- так чего тебе бояться?

-- Начнется расследование. -- пугливо продолжал Грав, -- пойдут допросы.

Со двора послышались тяжелые шаги. Грав уставился на дверь. Все сидели не шелохнувшись. Стук. Дверь отворилась при общем молчании. В щель просунулась лохматая голова, рот -- до ушей.

-- Здорово, Фабий, ты дал этому архиростовщику. Отлично вмазал за свои скитания!

-- Разрази тебя гром, -- с облегчением выдохнул Грав.

-- Что это ты придумал, сосед? -- удивился Фабий.

-- Брось! Про это уже весь Рим знает. Нас не проведешь. Да и к чему это, приятель? Помни: если что, так я и Дарий со Скоппой -- они тоже здесь -- в этой самой халупе пили с тобой всю ночь, понял? Мы поклянемся в этом перед двенадцатью главными богами, понял?

Фабий бесшабашно кивнул:

-- Двенадцати, должно быть, хватит? А не хватит -- так вы и еще подбавите, а?

Он пригласил всех троих выпить за свое алиби.