Каляев. Да, это значит умирать дважды. Спасибо, Дора. Никто не может нас в чем-то упрекнуть. Теперь я уверен в себе.
Дора. Я хотела бы тебе помочь. Только…
Каляев. Только?
Дора. Нет, это безумие.
Каляев. Ты мне не доверяешь?
Дора. Нет, мой дорогой, я себе не доверяю. С тех пор как погиб Швейцер, меня иногда посещают странные мысли. И потом, не мне говорить тебе, в чем самое трудное.
Каляев. Мне нравится самое трудное. Если ты уважаешь меня, говори.
Дора
Каляев. Я не впаду в паралич. Скажи, что думаешь.
Дора. Так вот, покушение, эшафот, умирать дважды – это легче всего. На это твоего мужества достанет. Но передняя линия…
Каляев. Кого?
Дора. Великого князя.
Каляев. Самое большее – на секунду.
Дора. Секунду ты будешь на него смотреть! О, Янек, ты должен знать, надо тебя предупредить! Человек есть человек. Может быть, у великого князя добрые глаза. Ты увидишь, как он потирает ухо или весело улыбается. Кто знает, на щеке у него может быть царапина от бритвы. И если он на тебя взглянет в эту минуту…
Каляев. Я не его убиваю. Я убиваю деспотизм.
Дора. Конечно, конечно. Надо убить деспотизм. Я буду делать бомбу и запечатывать трубку, и в этот момент – знаешь, самый опасный, когда все нервы напряжены, – я все же испытаю необъяснимое счастье. Но я не знаю великого князя. И сиди он в это время передо мной, это было бы не так просто. А ты его увидишь близко. Очень близко…
Каляев
Дора. Как это? Ты закроешь глаза?
Каляев. Нет. Но, даст Бог, в нужный момент ненависть охватит меня и ослепит.
Анненков. Это привратник. Великий князь поедет в театр завтра.
Дора
Каляев
Действие второе
Анненков. Они уже там. Степан закурил папироску.
Дора. Когда должен проехать великий князь?
Анненков. С минуты на минуту. Слышишь? Карета? Нет.
Дора. Сядь. Наберись терпения.
Анненков. А бомбы?
Дора. Сядь. Нам больше нечего делать.
Анненков. Только завидовать им.
Дора. Твое место здесь. Ты – командир.
Анненков. Я командир. Но Янек лучше меня, а его, может быть…
Дора. Риск для всех одинаков – для тех, кто бросает бомбу, и для тех, кто ее не бросает.
Анненков. В конечном счете риск одинаков. Но в эту минуту Янек и Воинов на линии огня. Я знаю, что не должен быть с ними. И все-таки я иногда боюсь, что слишком легко согласился на свою роль. В общем, это удобно, когда ты принужден не бросать бомбу.
Дора. А когда бросишь? Главное – ты делаешь то, что нужно, и до конца.
Анненков. Как ты спокойна!
Дора. Я не спокойна, мне страшно. Я с вами вот уже три года, два года как делаю бомбы. Я все исполняла и, хочу надеяться, не забывала ничего.
Анненков. Разумеется, Дора.
Дора. Так вот, все эти три года мне страшно. Такой страх почти не отпускает во сне, а утром охватывает с новой силой. Значит, мне нужно было привыкать. Я научилась быть спокойной в ту самую минуту, когда мне страшнее всего. Тут нечем гордиться.
Анненков. Наоборот, ты должна гордиться. А я ничего в себе не поборол. Знаешь, я тоскую по былой жизни, по веселью и роскоши, по женщинам… Да, я любил женщин, вино и эти бесконечные ночи…
Дора. Я догадывалась, Боря. За это я и люблю тебя. У тебя сердце не омертвело. Даже если оно порой жаждет наслаждения, это лучше, чем ужасная тишина, заглушающая крик.
Анненков. Что ты такое говоришь? Ты? Быть не может.
Дора. Слышишь?
Нет. Это не он. У меня сердце бьется. Видишь, я еще ничему не научилась.
Анненков