Калигула. Тень величия

Сенатор Ливий Гемин, поклявшийся, что видел взлетевшего орла из дыма погребального костра и получивший за эту ложь щедрое вознаграждение, отчим Мессалины Корнелий Сулла, Луций Вителлий и Фабий Астурик также были в числе избранных. Их усадили в конце стола, и они тихо о чем-то преговаривались. Клавдий со своего места видел, каким влюбленным взглядом Германик смотрит на Мессалину. Девушка скользила меж жрецов, взяв на себя обязанности помощницы распорядительницы по просьбе старшей жрицы Венеры. С ее лица не сходила улыбка, но Клавдию было заметно, что девушка натянута как струна, а в глазах ее мерцают тревожные огоньки.

Клавдий корил себя за вчерашний приступ слабости, помешавший ему вникнуть в детали заговора, и теперь терялся в догадках, когда все должно было произойти. Он молил богов, чтобы это случилось не на его глазах.

Но постепенно облик прекрасной Мессалины затмил все вокруг, и Клавдий не мог отвести взгляда от красавицы. Тяжесть в груди усиливалась, причиняя новые душевные страдания. Никогда в жизни ему еще не приходилось испытывать подобных мучений. Тот позор и насмешки, которым он подвергался прилюдно с детства, меркли по сравнению с болью неразделенной любви.

Когда Мессалина приблизилась к нему со словами приветствия, Клавдий к своему стыду едва сумел промычать что-то невразумительное, смутившись, как безусый юнец, и руки его предательски затряслись. А когда он поймал ее взгляд, полный брезгливого отвращения, то от стыда готов был покончить с собой тут же, за пиршественным столом.

Калигула склонился к нему и насмешливо спросил:

— Ты же не собираешься умереть прямо здесь, дядя? У тебя такой ужасный вид, что ты портишь аппетит не только мне, но и гостям.

Клавдий натянуто улыбнулся.

— Прошу простить меня, мой цезарь, я только что перенес тяжелую лихорадку, мне все еще нездоровится. Надеюсь, доброе вино поднимет мой дух.

— Очень на это надеюсь, — произнес Калигула, и в его тоне Клавдию почудилась зловещая нотка. — Не хотелось бы выгонять тебя прилюдно из-за кислой физиономии. Мнестер и Аппелес присоединятся позже и развеселят нас танцами.

В этот миг какой-то преторианец из-за занавеса подавал ему знак. Цезарь поманил его к себе.

— Прости, что нарушаю твой праздник, цезарь, — воин, приветствуя цезаря, гулко ударил кулаком в панцирь на груди. — но Кассий Херея велел отдать тебе срочно это письмо.

Калигула с недоумением взял свиток из рук преторианца, сломал печать и, хмурясь, пробежал глазами написанное. Клавдий увидел, как лицо его застыло подобно маске. Цезарь еще раз прочел письмо, будто не мог поверить своим глазам. Его холодный, колючий взгляд вдруг метнулся в конец стола, где сидели Астурик с Вителлием. А затем зеленые глаза Калигулы уставились на Клавдия, и старик почувствовал, что весь покрылся липким холодным потом.

— Дядя, я получил известия от своего друга. Я думаю, они заинтересуют и тебя, — на колени Клавдию упал свиток.

Дрожащими руками он развернул пергамент и еле сдержал страдальческий стон.