Калигула. Тень величия

— Этих в Мамертинум! — из-за их спин распорядился Гай, указав на лежавшего Астурика, на Клавдия, все еще закрывавшего собой дрожащую Мессалину, и, поколебавшись, на нее тоже. — Вечером я лично допрошу их! Послать отряд в дом Макрона, он не должен ускользнуть от моего правосудия!

Юлий Луп, стоявший в дверях, выбежал вон. Слава Юпитеру, что Херея назначил его в отряд сопровождения. У Макрона теперь есть шанс спастись.

Полчаса спустя, весь в пыли от быстрой скачки, он стучал молотком в двери своего бывшего начальника. Хмурый Макрон молча выслушал его.

— Спасибо, Юлий Луп! — только и сказал он. — Возвращайся во дворец, теперь я сам позабочусь о себе.

Для бегства уже давно все было приготовлено. Макрон схватил ларец с бумагами и деньгами, вскочил на лошадь, усадил сзади себя полуодетую растрепанную Эннию и поскакал прочь из Рима. Путь его лежал в Египет, ведь он по-прежнему оставался его официально назначенным наместником.

По Риму прокатилась леденящая жилы новость: любимого императора пытались отравить, но заговорщики схвачены, и жизни цезаря уже ничто не угрожает. Тысячи людей пришли к палатинскому дворцу, намереваясь своими телами заслонить императора, если попытка заговора повторится. Слышались пожелания здравия цезарю, проклятия заговорщикам и клятвы умереть, если с любимым Сапожком случится какое несчастье.

Сам Калигула заперся в своих покоях и, все еще дрожа от пережитого ужаса, пил вино. Луций Вителлий успокаивал его, как мог, но и сам без конца вздрагивал, вспоминая страшную кончину Корнелия Суллы. Черная кошка, свернувшись клубком на коленях Гая, посверкивала желтыми глазами и умиротворенно мурлыкала.

— Она успокаивает меня, — объяснил Калигула Луцию и погладил кошку, отчего та, разомлев, вытянула вперед лапы, увенчанные изогнутыми когтями.

— Воля твоя, повелитель, — ответил Луций, подливая ему вина. — Давай совершим возлияние Юпитеру, ибо уберег он тебя от страшной беды.

Они выпили. Калигула все еще продолжал дрожать.

— Я ведь знал, что Макрона нельзя оставлять в живых, но медлил из-за неотложных дел. Я планировал начать слушания по его делу буквально на днях, но хитрый префект претория опередил и сплел целый заговор за моей спиной. Подлый негодяй! — сетовал Гай. — Не могу поверить, что мой дядя тоже замешан в это грязное дело. Они подсунули мне Фабия Астурика, выдав его за племянника Фабия Персика, человека, которого я любил и уважал всем сердцем, который был мне опорой и заменил отца. Злодеи просчитали заранее, что я не откажу в милостях юноше, связанному родством с дорогим мне человеком. Кто же он на самом деле?

Вителлий пожал плечами, снова беря в руки кувшин. Тихий удар в медный гонг заставил его вздрогнуть и пролить вино.

— Кто там еще? — вскричал он, загораживая собой цезаря. Кошка выгнула спину и угрожающе зашипела.

— Господин! — голова Кассия Хереи высунулась из-за занавеса. — Макрон бежал вместе с женой. В погоню за ними выслан отряд преторианцев, свидетели клянутся, что видели их на Остийской дороге.

— Догнать! — процедил Калигула. — Не дать ему сесть на корабль! Он стремится в Египет, теперь я понял его гнусный замысел. Там проще всего поднять восстание и отрезать Рим от основного источника пропитания. Он мечтает стать полноправням правителем Египта и объявить Риму войну. Но ему не удастся повторить деяния Марка Антония и развязать новую войну. Мы должны опередить его и схватить этого изменника.

— Слушаюсь, мой господин! — выкрикнул Херея.

— Убить! — приказал Калигула. — И принести мне его голову!

XXXI

Мессалина даже в самом страшном сне не могла представить себе, что существуют настолько мрачные и зловонные места, как Мамертинская тюрьма. Камера, куда ее грубо кинули, была настолько маленькой, что невозможно было встать в полный рост, узкое решетчатое окошко в потолке пропускало так мало света и летнего тепла, что дикий холод пробирал до костей. В углу было навалено какое-то тряпье, которое издавало настолько омерзительный запах, что девушка сжалась у стены напротив, кутаясь в разорванную столу. Слезы текли по ее нежным щекам, ей еще никогда в жизни не было так страшно.

Мессалина проклинала свою опрометчивость и самонадеянность. Как могла она из любви к Германику пойти на такое? Ее вечная жажда приключений не довела до добра, недаром брат всегда говорил ей, что рано или поздно она поплатится за свою необузданность.

Дверь темницы приоткрылась, и что-то упало к ее ногам. Девушка протянула руку, нащупала в темноте этот предмет, поднесла его к глазам и увидела, что это краюха заплесневелого хлеба. Она брезгливо отбросила ее прочь, но вдруг заметила, что из хлеба выпала записка. Трясущимися пальцами она развернула грязный клочок пергамента и попыталась разобрать буквы. Неожиданно она поняла, что писали кровью, и ее передернуло от ужаса.