Калика перехожий

– Смотри, Гнат, вот этого купец предлагает за шесть гривен купить.

Худой, ущербный на левый глаз русский купчик мазнул по его лицу здоровым оком. Скривив рот и закатив око, стал вести свою партию представления.

– И он прав, Свирыня. Парень действительно стоит шесть гривен! – повернулся лицом к продавцу. – Твой товар?

– Мой.

– Четыре гривны он будет стоить на киевском торжище. Пять – на рынке в Белой Веже. Шесть, а то и все десять – на побережье Джуржана. А ежели его для гарема продать, когда оскопят, он будет стоить раз в пятьдесят дороже, чем в Курске, так туда еще доплыть нужно. Ты, уважаемый, хочешь втулить нам его по цене смазливой девки, и то, не порченой!

Ни хрена себе поворот в сновидениях! Этот кривой сморчок, как он понял, мечтал отрезать ему яйца и торгануть в гарем. О-о, а ведь он без подсказки знает, что такое гарем! Откуда?

Прежде чем продавец соображал, что на все услышанное ответить, раб, до сей минуты стоявший расслабленно и безучастно, с ноги со всей дури, какая накопилась в нем, всандалил ущербному между ног, плюща мужское достоинство.

– Вва-а-а! У-у-и-и! – падая на грязный песок в позе эмбриона, завыл кривой.

Второй из покупателей набросился на не в меру ретивый товар, но был оттянут охранниками этого самого товара назад. Работорговец, извиняясь за инцидент, все же портить товарный вид скотины не позволил.

– Уговорили! – оповестил он пришедшего в себя кривого и его товарища. – Три с половиной плати, и можете делать с ним все, что в голову взбредет.

Оба покупателя не прогадали. Они закупили на торжище около сотни душ, выбив из хитреца приличную скидку за моральный ущерб и за опт в целом. Вместе с другими бедолагами был продан с молотка и теперь в общей колонне, под присмотром охранников, выделенных покупателям продавцом, шел, загребая ногами песок в сторону причалов, и раб, «поднявший ногу» на теперешнего хозяина.

Кривой похабень, не обращая внимания на купленных людей, шествуя неподалеку от обидчика, с восторгом говорил Свирыне:

– В Константинополе платят за рабов шелками, «паволоками», по две паволоки за челядина. Одна паволока стоит от десяти до пятидесяти номисм. Если на дирхемы перевести, это… – купец в уме произвел нехитрый по размышлению ретивого раба расчет. – …от трехсот двадцати до тысячи шестисот дирхемов! Неплохо, да? Рабыни в четыре раза дороже. Ежели сможем все удачно провернуть, мы с тобой в большом барыше окажемся! Весь Курск в шелка оденем, еще и в Киеве на торгу отметимся.

– В Киеве и своих купцов в достатке, – критически заявил напарник купца. – Ныне в княжествах неспокойно, челядинов в полон тысячами гребут.

– Мои розмыслы не зря мой хлеб едят. По ихним расчетам выходит, что рабов, кажногодно продаваемых арабам и в Византию, десятки тысяч. Ништо! Продадим с наваром! Даже не сомневайся.

Он не стал больше слушать пустой треп новых временных хозяев, отвернувшись, призадумался. Его самого перепродали уже в третий раз. Сначала княжеские дружинники. Во время походов они получали свою долю добычи, в том числе и взятой на поток, такой как челядь. Но те особо не торговались, им лишь бы сбыть обузу с рук. Дружинники получали содержание от князя – порядка двухсот гривен кун, то есть четыре тысячи дирхемов в год. Это были очень большие деньги. Он, «потоптавшись» на торговищах в качестве товара и имея аналитический склад ума и интерес ко всему происходящему вокруг него, прокачивал любую информацию. Знал – вол стоил одну гривну, а баран – ногату. От скучавших на постах, не обращавших внимание на человеческий скот и потому трепавшихся между собой вслух охранников услышал, что варяжские гвардейцы в Византии получали за свою службу базилевсу тридцать солидов, то есть четыреста восемьдесят дирхемов в год, и были довольны. Но там и цены были значительно выше, чем на Руси.

Сама структура военизированных подразделений государства, в которое он непонятно как попал, воспринималась им с сомнением. Теперь зная, что он далек от всего этого, не мог никак въехать в перипетии действительности. За то время, пока он оклемывался после контузии и потери памяти, за время перевозов его с места на место, он смог пообщаться с такими же, как и сам, неудачниками, загремевшими в плен и подвергшимися лишению права быть человеком. Теперь уже в прошлом профессиональные военные, они рассказали, что в дружине киевских князей преобладали варяги, и понятие «боярин», «старший дружинник» отождествлялось на Руси с варягом. Флотилии варягов и норманнских викингов – ловцов удачи в чужих державах, как и сотню лет тому назад, приходили на Борисфен в поисках добычи или по пути в Царьград. При этих разговорах из памяти всплывали названия: Днепр, Константинополь. Он все подмечал и продолжал слушать.