Действительно, камни на брусчатой площади поросли мхом, выгоревшая желтая трава пробивалась через расщелины, легкий ветерок волочил по земле обрывки газет. Было слышно, как где-то скрипит несмазанная калитка. На крыльцо здания администрации села ворона, деловито повертела головой по сторонам, взмахнула крыльями, трижды каркнула и взлетела.
Они прошли в вестибюль гостиницы, если его можно было так назвать. Здесь было прохладно и темно, противно жужжали мухи. Заведующий за стойкой хмуро кивнул Юрьеву и недоверчиво поглядел на Гельмута.
— Это свой, — сказал Юрьев.
Заведующий вновь кивнул и принялся рассматривать свои бумаги, не обращая больше на гостей никакого внимания. Юрьев кивнул Гельмуту на лестницу, ведущую наверх.
— Мой номер на втором этаже. Там все, что нужно.
Что именно нужно, Гельмут так и не понял, да и не собирался задаваться этим вопросом. В ушах опять зашумело, перед глазами поплыли разноцветные пятна, он вдруг пошатнулся и оперся рукой о стену, чтобы не упасть.
— С вами все в порядке? Вы выглядите нездоровым, — поднял брови заведующий.
— Все в порядке, да, — ответил Гельмут через пару секунд, придя в себя.
Они поднялись по лестнице. Номер Юрьева располагался в самом конце коридора, возле узкого окна, больше похожего на крепостную бойницу. Связной провернул ключ в замочной скважине и потянул дверь на себя.
Из номера потянуло холодом и запахом плесени.
— Здесь долго не убирали, — улыбнулся Юрьев. — Проходите.
Комната выглядела так, будто ее последний раз убирали еще до революции. Причем убирали очень лениво и неохотно. Окна были настолько грязными, что небо за окном казалось желтым, из-за оборванных занавесок пробивались толстые пучки света, в которых плавала пыль, поднятая резким открытием двери. Из мебели — только простой дубовый стол, заваленный кучей пожелтевших бумаг, и серый диван, из которого одиноко торчала ржавая пружина.
— Как вы тут живете? — поморщился Гельмут.
— А я тут и не живу. — Юрьев пожал плечами, подошел к столу и принялся ворошить бумаги. — Пока вы ехали, для вас из Центра пришла радиограмма по новому шифру. Я расшифровал ее.
Из кучи пожелтевших бумаг он извлек ту, которая оказалась сравнительно свежей, белой, но с круглым пятном от кофе.
— Вот, это она. Должно быть, что-то важное.
«Господи, что им еще нужно от меня?» — подумал Гельмут.
— Спасибо. Я сейчас прочитаю. А вы же сможете сразу отправить ответ?
— Да, конечно. Вся аппаратура у меня здесь, — ответил Юрьев.
Гельмут взял протянутую ему бумажку, развернул и принялся читать. Уже на первых словах глаза его округлились.
Белинскому
Мы все ходим по незрячему зеркалу, по прозрачному стеклу. И если бы ирисы росли лепестками вниз, и розы цвели лепестками вниз, и если бы корни могли видеть звезды, а мертвый спал с открытыми глазами, то мы были бы лебедями.
Дочитав, Гельмут еще некоторое время шевелил губами, совершенно не понимая, о чем речь. В этих строчках было что-то до ужаса знакомое, что-то такое, о чем было больно и страшно вспоминать. Продолжая шевелить губами, он уселся на диван.
— Это… это что? — пролепетал он, глядя в стену перед собой: по истертым обоям полз паук.
— Это шифровка для вас из Центра, — невозмутимо ответил Юрьев.
— Почему… Какое еще зеркало?
Этот текст вызывал в голове Гельмута расплывчатые воспоминания; сначала эти зыбкие мысли кружились вокруг плотным туманом, затем стали медленно оседать на подкорке и сливаться друг с другом, подобно каплям воды, и в конце концов тусклый калейдоскоп образов вдруг слился воедино — Гельмут увидел перед собой одноглазого испанца с большим угловатым носом и тонкими усиками.
Его затрясло.
Из коридора донеслись ровные, чеканные шаги. Они звучали все сильнее и отчетливее.
— Кто-то идет, — заметил Юрьев. — Я выйду в коридор и посмотрю. Не выходите никуда, сидите здесь, пока я не вернусь. Хорошо?
Гельмут кивнул и обхватил плечи руками, чтобы унять дрожь.
Юрьев осторожно приоткрыл дверь, выглянул в коридор, вышел и закрыл ее за собой.
Снова раздались шаги, уже совсем близко, и наступила полная тишина. Гельмут осторожно встал и попытался прислушаться к происходящему за дверью, но из коридора не доносилось ни звука. На улице вновь трижды каркнула ворона: от неожиданного звука Гельмут вздрогнул и повернулся в сторону окна. Никого.
Помня о словах Юрьева, он вновь сел на диван: тот предательски скрипнул. Гельмут ждал.
Так прошло десять минут. Гельмут поймал себя на том, что разглядывает узор на обоях, представляя его в виде лабиринта, по которому движется воображаемый солнечный зайчик, — здесь он завернет, здесь пойдет наверх, здесь из трех ответвлений выберет среднее, здесь опишет круг, а здесь попадет в тупик, значит, надо назад и вверх, а потом направо, и сползти чуть ниже по стеблю нарисованной розы. Но узоры повторялись, и солнечный зайчик все время попадал в тупик. Вместо него по обоям вновь пополз паук. Гельмуту показалось, будто он повторяет путь воображаемого солнечного зайчика, но это, конечно, было не так: просто он уже и забыл, какой именно путь нарисовал на стене.