Kalip

— Я доведу этот эксперимент до его завершения. Мне на это нужно два дня, — он помолчал, потом продолжил, — выслушай меня. Я здесь воюю не по своей воле. У меня есть обязательства перед людьми, и если я пропаду из их видимости надолго… будут убиты те, ради кого я здесь. Тогда меня в этой жизни уже ничего не держит, — он опять замолчал, видя, что его слушают, не перебивают, — мне нравится здесь работать, это была моя мечта — заниматься наукой. Но я не могу быть здесь постоянно. Я могу лишь приезжать сюда и, когда у меня есть возможность и время, вести эксперименты. Многое я могу делать через интернет — расчеты, формулы, но это уже техническая часть, — он опять замолчал, осознавая, что сейчас сам подписывает себе приговор, — Гор, отпусти меня. Я вернусь, я буду возвращаться сюда. Но по-другому я не смогу. Через два дня я прекращу работать, извини, у меня нет другого выхода…

Стояла тишина. Кай ждал и думал: его прибьют сразу и быстро здесь или долго и мучительно позже. Как хорошо, что капюшоны на лицах закрывали их эмоции. Только глаза. Но глаза кроме странного желтого блеска ничего не выражали. Наконец, заговорил Гор.

— Ты смелый и глупый. Как ты можешь нам ставить условия. Я уже всё сказал. Ты работаешь на нас. Это всё. Иди.

Кай встал, видя, что сейчас говорить более не о чем. Он сам отвел себе два дня.

Возвращаясь в лабораторию, он думал об этом. Он давно принял это решение, поняв, что побег невозможен. Это тогда в первый раз всё сложилось, так как они просто такого не ожидали. Сейчас всё по-другому. Может, конечно, года через два-три… Но у него нет этого времени. Он должен вернуться. Чтобы вернуться, есть всего лишь один шанс, в который даже он сам не верил — договориться с ними о сотрудничестве.

Гор, конечно, прав, как может он, находясь в полной их власти, диктовать свои условия. Глупо! Но жить здесь до конца своих дней он не собирается. Тем более, что при долгом его отсутствии в центре могут запаниковать, решив, что он бежал, и начнут убивать близких ему людей. Выход был только один, и он не стал оттягивать с этим выходом. Сам назначил себе два дня, а потом он решил, что перестанет работать. Просто перестанет. Последствия таких действий он предполагал примерно, но запрещал себе фантазировать на эту тему. Слишком страшная картина рисовалась в его мозгу.

***

Два дня пролетели незаметно, Кай увлекся работой, а потом наступило утро третьего дня. Его, как обычно, привели в лабораторию, где он сел в кресло и отодвинул от себя все бумаги. Через пол часа к нему подошел Фахр.

— Ты отказываешься работать.

— Ты знаешь мое условие.

— Ты поступаешь глупо.

— Извини, но у меня нет выхода…

Фахр ещё немного постоял с ним рядом, затем ушёл.

Вскоре за ним пришла охрана. Он пошёл с ними — что толку сопротивляться? На лифте спустились на самый нижний уровень, судя по кнопам на панели. Проведя его по коридорам, все зашли в помещение, железные двери за ними закрылись.

Помещение было небольшое, с креслом в центре и медицинскими столиками у стены. На кресле были широкие кожаные ремешки, на столиках — белые простыни, под которыми просматривались очертания разных инструментов. Ещё была раковина в углу и стеллаж. На стене монитор и глазок камеры — значит, изображение отсюда транслируется.

Кая ждали. Перед ним остановился аракс в сером халате.

— Снимай, — показал он на его халат, в котором он работал в лаборатории.

Кай снял.

— И это снимай, — аркас указал на китель.

Кай снял. Под кителем была майка.

Аракс указал на кресло.

— Садись.

Он сел в кресло. Два его помощника стали притягивать его к креслу ремнями. Основной широкий ремень шёл через талию, два — на икрах и лодыжках, по два на руках и запястьях, один — на шее. Он был вжат в кресло без возможности двигаться.

Подлокотник левой руки автоматически распрямился, открыв доступ к вене. Аракс подошёл с шприцом и, протерев вену, ввёл в неё лекарство.

Кай замер, прислушиваясь к себе, догадываясь, что это явно не витамины. И он не ошибся, он почувствовал боль. Причём сразу во всём теле. Казалось, каждая клеточка его организма сейчас пронзалась иголками и рвалась на части их тонким острым металлом.

Он вцепился пальцами в кресло, непроизвольно его тело забилось в судорогах, пытаясь облегчить эту боль. На лбу выступили холодные капли пота. Боль увеличивалась, росла, становилась сильнее, невыносимей.

Ему стало тяжело дышать, глотать. Перед глазами всё поплыло, потемнело. Он услышал свой хриплый стон. Кричать он не мог, настолько было больно, что из его горла вырывались лишь хрипы.

Даже если бы он и хотел попросить пощады от этой боли, сейчас он не мог даже произнести ни слова. Только хрип. Его скручивало, выворачивало, но ремни держали крепко. Потом была только боль. Как долго, он не знает. А затем темнота, но и там ему казалось, он чувствует боль…

***

Кай очнулся на кровати, медленно приоткрыл глаза, старался понять, где он. Ему показалась знакомой эта комната. Да, он уже был в ней, тогда, в первый раз, когда попался к ним.