Калле Блумквист и Расмус

– Никке, ты видел? Видел, что я сделал пять заплывов?

Никке, возможно, видел это, а может, и нет.

– Ах ты, мой маленький шалопай! – воскликнул он.

Эти слова – единственные, оценившие умение Расмуса плавать, – прозвучали как похвала.

Ева Лотта лежала на спине, покачиваясь на волнах. Она смотрела прямо в небо, продолжая повторять самой себе:

– Спокойно! Только спокойно! Все будет хорошо!

Но сама она была не очень-то спокойна, и когда Никке закричал, что хватит купаться, она почувствовала, что побледнела от волнения.

– Можно нам побыть здесь еще немножко, а, Никке? – умоляюще произнес Расмус. Но Ева Лотта подумала, что ни одной минуты больше не выдержит, и потому, взяв Расмуса за руку, сказала:

– Нет, Расмус, давай выйдем на берег!

Расмус сопротивлялся, умоляюще глядя на Никке. Но на этот раз, в виде исключения, у Никке и Евы Лотты были одинаковые намерения.

– Поторопитесь! – попросил Никке. – Лучше, если шеф не узнает, что вы ходили купаться.

Они раздевались за густыми кустами, и Ева Лотта, взяв недовольного Расмуса за руку, пошла с ним туда. С безумной быстротой набросила она на себя платье, а потом упала на колени рядом с Расмусом, чтобы помочь ему одеться, – его неловкие пальчики никак не могли застегнуть пуговицы комбинезончика.

– Думаешь, это легко, – сказал Расмус, – если пуговицы сзади, а сам я – спереди.

– Я застегну тебе пуговицы, – пообещала Ева Лотта. И, понизив дрожащий от волнения голос, продолжала: – Расмус, ты ведь очень хочешь стать Белой Розой?

– Ага-а! Хочу, – ответил Расмус. – И Калле сказал, что…

– Тогда ты должен делать все точь-в-точь как я говорю, – прервала его Ева Лотта.

– А что я должен делать?

– Ты должен взять меня за руку, и мы убежим отсюда как можно быстрее.

– Да, но это не понравится Никке, – огорченно возразил Расмус.

– Теперь нам нет дела до Никке, – прошептала Ева Лотта. – Мы пойдем и отыщем тот шалаш, который построили Калле и Андерс.

– Вы придете когда-нибудь или мне пойти завами? – крикнул с причала Никке.

– На море штиль! – воскликнула Ева Лотта. – Мы придем когда придем.

И, взяв Расмуса за руку, горячо прошептала:

– Бежим, Расмус, бежим!

И Расмус побежал изо всех сил, какие только! есть у пятилетнего ребенка, прямо в ельник. Он| вовсю старался не отставать от Евы Лотты, чтобы? она увидела, какой он будет хорошей Белой Розой.| И уже на бегу он пропыхтел:

– Хорошо все-таки, что Никке увидел, как я могу делать пять заплывов.

14

Солнце начало садиться, и Расмус устал. Он не одобрял их побега, который продолжался уже много часов подряд.

– В этом лесу слишком много деревьев, – говорил он. – И почему мы никак не придем к этому шалашу?

Ева Лотта хотела бы ответить на этот вопрос. Она была согласна с Расмусом, что в этом лесу слишком много деревьев. И слишком много невысоких каменистых бугорков, которые нужно перепрыгивать, слишком много бурелома и валежника, преграждавшего путь, слишком много кустов, хвороста и веток, царапавших ноги. И слишком мало шалашей. Там был всего один-единственный шалаш, о котором она так горячо мечтала, но его было никак не найти. Ева Лотта почувствовала разочарование. Она представляла себе, что шалаш будет легко найти, но теперь она начала сомневаться в том, что ей вообще когда-нибудь удастся его отыскать. А если они даже и найдут его, окажутся ли там Андерс и Калле? И вообще, вернулись ли они на остров после того, как спасли бумаги профессора? Тысяча случайностей могла им помешать. В конце концов они с Расмусом, возможно, одни на острове – и еще киднэпперы. При одной мысли об этом Ева Лотта жалобно застонала.

– Милый, милый, Андерс, милый, дорогой Калле, будьте в шалаше, – в тихом отчаянии молила она. – И помогите как можно скорее найти его.

– Все только черника да черника, – сказал Расмус и сердито посмотрел на черничник, доходивший ему до колен. – Я хотел бы кусочек жареной свинины.

– Еще бы, – согласилась с ним Ева Лотта. – Но, к сожалению, в лесу не растет жареная свинина.

– Бр-р!… – выразил свое неудовольствие Расмус. – И еще я хотел, чтобы со мной были мои лодочки из коры, – продолжал он, вернувшись тем самым к предмету, занимавшему его весь день. – Почему мне не позволили взять с собой лодочки?

«Чудо-юдо», – подумала Ева Лотта.

Она пустилась в лес на свой страх и риск только для того, чтобы спасти его от ужасной судьбы, а он тут ноет из-за жареной свинины и игрушечных лодочек!

Но, не додумав свою мысль до конца, она уже раскаялась и порывисто обняла мальчика. Он ведь такой маленький, к тому же такой усталый и голодный – ничего удивительного, что он хнычет.

– Понимаешь, Расмус, – сказала она, – я как-то не подумала про твои лодочки…

– Значит, ты дура! – безжалостно заявил Расмус.

И уселся в черничнике. Он не собирался идти дальше. Никакие просьбы и мольбы не помогали. Ева Лотта уговаривала его напрасно.

– Может, шалаш где-то совсем близко, может, надо пройти еще совсем, совсем немножко!

– Не хочу, – ответил Расмус. – Ноги у меня совсем сонные!