Каллиграфия (СИ)

Далее филиппика ее переходила в цепь неразборчивых французских выражений с примесью едкостей на итальянском, где эвфемизмами даже и не пахло. За крепкими обличительными высказываниями следовал шквал отборных ругательств, к счастью для Розы, тоже на французском, поскольку всё негодование подруги целиком обрушивалось

на ее солнечную головку. В этот послеполуденный час Мирей посчастливилось застать Розу в гостиной за вышиванием, пустым, по ее разумению, занятием.

- Бросай, - сказала она, - свое шитье и посмотри, до чего мы докатились! Синьор Кимура у нас теперь лицедей и заговорщик, Жюли и Джейн - в категории «неприкасаемых», а Франческо - передаю дословно - «легкомысленный и слабовольный чудак». Ну, каково?!

- Для Росси наказание смягчат, - кротко заключила та.

- Нет, ну ты подумай! - кипела Мирей. - Безобразники! Каких людей опорочили!

- Да, непростительная халатность, - подтвердила Роза, - пускать такое в печать.

- Надо пойти и накостылять проныре Аннет по первое число! - сжала кулаки француженка. - Как ты считаешь?

- Накостылять? - испугалась Соле. - Мне кажется, твой план требует доработки.

- Осторожничаешь! - презрительно ввернула Мирей. - Вот выловим Кианг, наденем маски и в темноте... того... подкрадемся. Ух, потеха будет!

- Ерунда, - уверенно сказала Роза. - Эдак мы только хуже сделаем. Ты хочешь мстить в открытую, а надобно деликатно. Дипломатический, понимаешь ли, нужен подход.

- De quoi?[50]

- Напишем в редакцию студенческой периодики, что, мол, так-то и так-то, к вам поступили ложные сведения. Опровергнем, так сказать, гнусную ложь.

- Анонимно?

- Ну, разумеется! Помнится мне, Арсен Люпен[51] ловко манипулировал людьми при помощи газетных объявлений.

- А что? - просияла Мирей. - Идея, достойная Наполеона! Как она мне самой в голову не пришла?

- И главное, руки марать не придется, - торжествующе заключила советчица.

Последний аргумент окончательно перевесил чашу весов, склонив француженку к методу тактичному и куда более результативному.

Роза, бесспорно, не могла оставаться равнодушной к событиям, касавшимся хоть и не ее непосредственно, но всё ж бросающим тень на четвертый апартамент. Однако много более волновало ее отсутствие Елизаветы, одной из тех искренних и доброжелательных критиков, которые могли по достоинству оценить ее художественные работы. Вот уж третьи сутки от нее ни слуху ни духу! Поначалу думали обратиться к Донеро, но тот, услыхав скверные вести о Лизе, так разнервничался, что даже сломал грифель карандаша, которым чертил карту. Мирей упирала на то, что во всем виновато вино из Зачарованного нефа, и утверждала, будто с вином отыщется и россиянка. Но так как кагор исчез столь же бесследно, сколь и его обладательница, утверждение сие не могло считаться состоятельным. Даже «всевидящая» подзорная труба дала маху! Она указала около двадцати различных Елизавет Вяземских, которые не шли с Лизой ни в какое сравнение: то слишком худая, то чересчур полная, то нос кривой, то разрез глаз не тот.

- А ваша труба под землею искать умеет? - осторожно поинтересовалась у профессора Роза, не имея на уме ничего худого.

- Прикуси язык! - процедила Мирей, ущипнув ее за руку. - Что несешь, а?!

Донеро с тех пор пребывал в глубокой печали, и казалось, смысл жизни для него навеки утрачен. Лишиться любимой ученицы! Что ж, сперва она горевала по географу, теперь он по ней. Вполне закономерно.

- Я, - говорила Роза, шагая по яркому весеннему парку, - как раз начала пробовать абстракционизм. По ее наставлению, кстати! А она словно бы нарочно пропала! Подевалась невесть куда!

- Молись, чтобы из твоего «невесть куда» она воротилась живой и невредимой, - ворчала Мирей, грузно ступая рядом. Когда у нее портилось настроение, она всегда топала, как слон.

- Да уж буду, и не сомневайся! Мало того, что моя, не побоюсь этого слова, муза сгинула, так с весною еще и аллергия обострилась. Вот что сейчас цветет?

- Алыча, - без выражения произнесла Мирей.

- Апчхи!

- Пусть исполнятся твои желания! - таким же бесцветным тоном проговорила она, озвучив сие несуразное высказывание затем лишь, что так принято в Провансе. - Еще слива, по-моему... И вишня.

- А-апчхи!

- Любви тебе! - мрачно сказала француженка, искоса взглянув на Розу. - Ах да, и сирень, под окнами химической лаборатории.

- А-а-апчхи! - расчихалась Роза и полезла в карман за платком.

- Пусть дни твои длятся вечно... - совсем уж хмуро присовокупила Мирей.

- Как странно ты выражаешься, - прогнусавила художница и принялась сморкаться.

- Отдаю дань традиции, ничего личного, - понурившись, буркнула та.

«Милая, добрая Франция! Как скучаю я без тебя! Без твоих песен, т в о и х абстракционистов и без моего Жана!» - с болью подумала она, ощутив, как подкатывает к горлу жгучая волна, а на глаза наворачиваются слезы.

***