Камаэль (СИ)

Наконец, матушка придвинула к пианино в гостиной антикварный стул с мягкой спинкой и подняла крышку. Она несколько секунд сидела словно бы в замешательстве, смотря на чёрно-белые клавиши, а затем, расцвела улыбкой. Её тонкие, бледные пальцы лёгкими бабочками порхали над клавишами, извлекая из них протяжную, немного грустную мелодию, которая у меня всегда ассоциировалась с Ирландией. Зелёные рукава. Наша гостиная словно бы наполнилась лесной свежестью и порывами влажного морского ветра. Мелодия всё повторялась и повторялась, а матушка переходила из одной минорной тональности в другую, смешивая краски, как опытный художник. И хотя эта баллада предназначена для лютни, пианино легко передало её без особых искажений. С каждой минутой во мне словно бы поднимались штормовые волны и тут же рушились обратно, тяжело перекатываясь во мне и ворочая камни страха, сомнения, а потому я не сразу услышал, что матушка заговорила, не отрываясь от игры:

– Льюис, завтра утром я уезжаю в командировку на неделю. Надеюсь, вы с Джинджером сможете прожить её без меня и не разрушить дом?

Я хотел сказать: «Конечно, мамуль, поезжай», но слова застряли в горле горьким комком. Кто знает, может, я не доживу до её возвращения? Или не доживёт Джинджер? Но лучащееся счастьем лицо матери было столь дорого мне, что я вновь улыбнулся ей и поцеловал в плечо:

– Поживём, мам. Мы же не маленькие уже, так?

Она с тихим смехом чуть прикрыла глаза и плавным аккордом закончила мелодию. Тишина в гостиной, кажется, звенела и переливалась, всё ещё где-то тихо эхом повторяя «Зелёные Рукава». Матушка несколько секунд смотрела на меня, а затем вновь повернулась к пианино и начала играть следующую мелодию, от которой у меня закружилась голова, а в душе вновь наступала весна, которая за нашими окнами уже подходила к окну. Это был вальс Амели, который, как и предыдущая мелодия, был написан совсем не для пианино. А когда я смотрел на усердно порхающие над инструментом руки матери, я не мог поверить в то, что это играет она. Мелодия лилась густой негой со всех сторон, обнимая меня, обволакивая, и на душе становилось тепло. Терзания отходили на задний план, и в голове ясно всплывала мысль – я справлюсь. Во что бы то ни стало. Чтобы снова услышать вальс «Амели» и «Зелёные рукава» в исполнении матушки, чтобы снова видеть светящееся от счастья лицо.

Утро наступило слишком рано. И проснулся я не столько от того, что настырный луч солнца стал пробираться мне под волосы к векам. Нет. Я услышал, как отъезжала от дома машина. Подскочив с кровати и глянув на время, – 8:30 – я понял, что проспал отъезд матушки. А ведь обещал проснуться раньше неё и сделать ей завтрак! Что за никудышный сын!

Но сейчас меня больше напрягало другое. Я остался один на один с реальностью. С Джинджером и его компанией, что мечтает порвать меня на сувениры совершенно неприятного содержания. И если шкуру белого тигра я могу понять как хороший, дорогостоящий трофей, то моё тело, отданное в жертву Гельд, перед этим грубо изнасилованное во все дыры, залитое спермой, лишённое крови, кожи и украшенное рунами – сувенир так себе, я бы сказал. Впрочем, на вкус и цвет все фломастеры разные. Может, у Тёмных свои особенные вкусы? Мрачно усмехнувшись от этой цепи глупейших мыслей, я поднялся с кровати и едва не рухнул. Ноги подкашивались от слабости и лёгкой боли – сухожилия всё ещё вспоминали меня совершенно непечатными словами. Впрочем, меня это не сильно задевало. Мне нужно было как можно скорее привести себя в порядок и подготовиться к встрече с братом, который подозрительно тихо сидел у себя в комнате. Замерев перед дверьми ванной, я прислушался и прикрыл глаза. Так его и дома нет! С одной стороны, так даже лучше для меня сейчас, с другой стороны я не знаю, когда и с кем он явится обратно.

День прошёл в напряжённом ожидании. В крайне напряжённом. Стоит ли говорить о том, что мне стало не до подготовки к сессии? Я был словно бы скован по рукам и ногам и молча сидел на кровати возле окна, смотря в стену перед собой. Впервые передо мной было всё время мира, полный шкаф книг, дом в моём распоряжении, а я тупо восседал на кровати. Даже мыслей не было в моей голове. Возможно эта абсолютная тишина, на которой мог повеситься, пожалуй, топор, спасла мне жизнь. Тонкий свист, исходящий со стороны улицы, пробудил во мне сознание. Я едва успел отпрянуть в сторону, когда раздался звон стекла, и в противоположную стену влетел крюк, к которому была привязана крепкая верёвка. Выглянув из окна, я увидел, что мои «приятели», наконец, явились. Дроу ловко взбиралась по верёвке, словно бы по горизонтальной поверхности шла. И я сделал первое, что пришло мне в голову, пожалуй, самое полезное и логичное, что только может быть – трансформировав руку, я просто напросто порвал верёвку, чем и выиграл себе несколько минут. А затем я пулей вылетел из комнаты, слыша, как внизу ругается, подобно сапожнику, Джинджер, явно споткнувшись через протянутую возле двери леску.