Камбэк

Оба мужчины причесаны и накрашены и больше похожи на моделей, чем на людей из плоти и крови, но они с энтузиазмом расспрашивают Хану о перелете, дороге из аэропорта и о том, голодны ли мы.

– У вас только рис да лапша, – ворчит Хана. – Это не еда.

– Легко исправить. – Кит достает свой телефон и заказывает суши, прежде чем отправиться в душ.

Джихун проводит ладонью по моему предплечью.

– Позволь мне переодеться.

Снова одни, мы с Ханой погружаемся в усталое молчание. – После того, как я поем, мне нужно поспать, – говорит она. – Джихун говорит, что им все равно нужно скоро снова уходить.

Он показал мне их расписание, и оно заполнено с утра до ночи интервью, ток-шоу, тренировками и репетициями. Новый альбом и концерт не дают им скучать.

Она не отвечает, ее голова склоняется к груди. Теперь, когда Джихун здесь, часть моего стресса трансформировалась в изнеможение, и я растягиваюсь на диване вместе с ней, едва замечая, как прогибаются подушки, когда Джихун возвращается, чтобы прижаться ко мне. Так спокойно, что он рядом, даже если ничего не делает, только дышит.

Разговор за ужином – сплошная неразбериха из-за того, что мы с Ханой пытаемся держать глаза открытыми, а телефоны обоих мужчин каждые несколько секунд мигают уведомлениями. Они стараются говорить по-английски, но иногда переходят на корейский, когда получают очередное сообщение.

– Тебе следует отдохнуть, – говорит Джихун, когда они собираются уходить. Он без макияжа, в широких темно-бордовых спортивных штанах, которые висят на нем мешком. Кит уже у двери, натягивает ботинки. – Мы вернемся поздно, но я напишу.

Он не целует меня на прощание, и я стараюсь не искать подтекста. Хана едва дожидается, пока за ними закроется дверь, и, спотыкаясь, бредет по коридору, бормоча что-то о джетлаге. Я выключаю свет и задерживаюсь в гостиной, удобно устраиваясь в огромном кресле. Город простирается прямо передо мной, и мне лень ложиться спать, поэтому я смотрю, как вспыхивают и гаснут огни, когда люди отправляются по своим делам. Наконец я проваливаюсь в сон, откидывая голову на спинку и складывая руки на коленях.

– Ари? – Нежное прикосновение к плечу будит меня. Спросонья я не могу сообразить, где нахожусь, но Джихун сидит на полу рядом со мной.

– Привет.

Он устало улыбается:

– Прости, я опоздал.

Я выпрямляюсь и потираю глаза.

– Который час?

– Начало третьего ночи. – Он прислоняется к моему колену, и я провожу рукой по его волосам. – Почему ты не в постели?

– Ты выделил мне отдельную комнату. – В полусонном состоянии легче сказать, что меня беспокоит. – Это потому, что тебе нужно личное пространство?

Джихун поднимает на меня глаза и недоуменно моргает:

– Я просто проявил уважение. Я знаю, ты не любишь, когда тебя будят, а мне нужно уходить рано утром.

Это заботливо, и он прав, я действительно терпеть не могу, когда меня будят спозаранку. Однако я могу пойти на некоторые жертвы.

– У нас не так много времени.

В проницательности ему не откажешь, и он читает между строк то, что я хочу сказать.

– Я тоже хочу видеть тебя при любой возможности.

Он помогает мне подняться и ведет в свою комнату. Она просторнее, чем моя гостевая, но выглядит безлико, как гостиничный номер. Я забираюсь на кровать и оглядываюсь вокруг.

– Ты не заморачиваешься декором.

– Я провожу здесь не так много времени, чтобы беспокоиться об этом, – он произносит это равнодушно, перебирая бутылки на столе.

На этот раз вместо того, чтобы оставить все как есть, я мысленно открываю страницу из Книги Джихуна и просто спрашиваю то, что хочу знать:

– Почему бы не сделать все по-домашнему?

Джихун замирает, и я наблюдаю за его лицом в зеркале, пока он глазами обводит комнату.

– Твоя квартира в Торонто, – наконец говорит он. – У тебя какие-то фотографии на стенах и маленькие статуэтки на столе, которые тебе нравятся.

– Это керамические птички. Две в клетке, одна в полете. Мне их Хана подарила.

Он садится на кровать рядом со мной.

– Когда мы были моложе, «Ньюлайт» часто снимала ролики в наших комнатах. Фанаты рассматривали их буквально под лупой, так что не могло быть никаких секретов. Мы научились скрывать все по-настоящему личное.

– Они снимают и в этой квартире?

Он отрицательно качает головой.

– Мы с Китом отказались. Нам нужно хоть немного пространства, чтобы быть самими собой. – Мы оба оглядываем пустую комнату, и он издает тихий смешок: – Я полагаю, старые привычки остались при мне.

– У тебя должны быть какие-то произведения искусства или что-то еще, что тебе нравится.

Джихун вскакивает с кровати и подходит к шкафу, откуда достает маленькую деревянную миску. Она вырезана из сучка и отполирована до тусклого блеска.

– Я купил это в прошлом году у уличного торговца, – говорит он, обхватывая ее ладонями. – Тот человек не знал, кто я такой, и мы торговались минут десять. Обычно люди пытаются отдать мне товар бесплатно, потому что это полезно для промоушена.