Камбоджа

Сидим, курим. Ни Ольги, ни Кабана.

Заходим. Без стука.

Картина: Ольга спит, Олег сидит рядом, читает вслух "Декамерон". Ню-ню, самая литературка на сон грядущий...

Без пятнадцати три: закрываю за пацанами. Слон совсем уделанный, а ведь ему завтра, пардон, уже сегодня, в семь сорок пять на развод - сдавать зачёт по стрельбе.

Раздеваться я не стал. От греха подальше. А то не приведи Господи, нагрянут посреди ночи родители. Особенно - крупных размеров папа. Доказывай потом, что ты (я) всего лишь старый приятель и, вообще, ночь, далеко, лень, немного пьян и не верблюд. На диванчике завалился. И заснул, спустя некоторое, положенное для вертолётного стрекотания, время.

Сплю неспокойно. Сниться, что тридцать лет мне и три года. И не просто тридцать лет и три года, а что сторож я на заводе и нет у меня ни машины, ни дачи. Даже занюханного мобильника - и того нет. Кошмар какой-то. Даже в пот кинуло. Во сне.

А надо заметить, люди добрые, что сплю я очень чутко. От каждого шороха просыпаюсь. У меня такая привычка с детства осталась. С тех пор, как вычитал у Фенимора Купера, как благородные делавары свои скальпы пачками спасают он ненасытных империалистов, просыпаясь лишь заслышав писк страдающей запором мышки. Причём страдалица в двух километрах ниже по течению Ниагары, глубоко в норке - копать три метра, хрен достанешь.

У Овчаловой мышей, конечно, не было, и проснулся я оттого, что стою и ору. Громко.

Ольга тоже. В смысле, громко. Орёт и стоит. Где-то напротив меня: в темноте не видно.

В общем, стоим, орём.

Не, ну я-то нормально ору:

- А-а-а-а-а-а!!

А вот Овчалова... Н-да...

- Where are you?! Where are you?! There is...?!

Вот так вот дословно.

А я, соответственно, по-нашенски продолжаю:

- А-а-а-а-а-а!!

- Where are you?! Where are you?! There is...?!! - пуще прежнего голосит.

А потом я задумался (не прекращая голосовые связки напрягать): чего ору-то? А Овчалова чего? Случилось что? Так, если куда, я рядом - защижу (или защичу? защитю? защисчу?..).

Подумал - и орать перестал.

А она - нет:

- Where are you?! Where are you?! Сho is it?!

- Да я это, Киса, я. Щас свет включу.

- Кто - я?!

- Головка от болта. Шакил, кто же ещё...

- Какой - ШАКИЛ?!

Ну вот, думаю, Овчаловой с перепою совсем соображалку закоротило: своих не узнаёт и грубит по-английски.

Свет врубил - стоит рядом, в одеяло закутанная, глазища перепуганные навыкате, и губы поджала:

- А ты чего здесь?

Узнала, значит. Уже хорошо.

- Дверь надо было закрыть. Кому-нибудь, - говорю и вдруг понимаю, что у меня от пережитого стресса колени дрожат. - Ты чего орёшь, дура?! Людей пугаешь? Меня? Совсем што-ли? Делать нечего?

Как мы потом смеялись! Адреналин со смехом выходил - долго выходил, и смеялись долго. Лёжа в разных постелях. Хотя в тот момент я чуть было не забыл, что мы всего лишь старые приятели. Это от перепугу всё.

Оказалось, Ольге срочно захотелось на горшок по-маленькому (я из-за этого по-маленькому чуть по-большому не сделал). Она поднялась и пошла - и вдруг диванчик, рядом, в темноте, жутко рыгнул пружинным треском (это я на другой бок перевернулся, пребывая в полнейшей растерянности: мне тридцать лет и три года, а мобильника как нет, так и не нарисовался).

Диван затрещал - Ольга закричала. Обыкновенный пример причинно-следственной связи. А вот почему она по-аглицки возопила? - сиё загадкою таинственной для меня остаётся.

Адреналин - штука непредсказуемая.

* * *

На разводе Слона ещё покачивало, а блевать уже хотелось. Но в мишень он всё-таки разок попал.

Да, чуть не забыл, через неделю Овчалова записалась на курсы "Ешко".

* * *

Наверное, это было так: Амбал сел за стол и написал на тетрадном листе...

Я буду "моржом", если надо и нет в кране тёплой воды

Сегодня отключат воздух - тогда научусь не дышать

А если сломается лифт - протезы поднимут наверх

Когда вдруг погаснет солнце - я кремнем зажгу свечу

Если напали и грабят - у меня просто нечего брать

Если насилуют дочь - я тихо спрошу "Кто последний?"

Зубами почищу картофель - если затупится сталь

Закапаю в нос нашатырь - под окнами трупы смердят

Я СТАНУ КИРПИЧНОГО ЦВЕТА НА ФОНЕ КИРПИЧНОЙ СТЕНЫ

Я БУДУ СОГЛАСЕН С ТОБОЮ СЕГОДНЯ, ВСЕГДА И БЕСПЛАТНО

Я РОДИНУ БУДУ ЛЮБИТЬ, ЕСЛИ МНЕ СКАЖУТ ЧТО НАДО

И БУДУ СТУЧАТЬСЯ В РЁБРА, КОГДА ОСТАНОВИТСЯ СЕРДЦЕ

А потом он включил комп и поубивал все кряки, которые наваял. Он позвонил мне, а меня не было дома - я пил пиво во дворе. Просто пил пиво. Наслаждался. Жизнью.

Хотя, нет. Свой реквием он написал раньше...

Неважно. Пусть будет так, как я думаю. Да. Он позвонил, меня нет на месте, он свернул вчетверо тетрадный листик в клеточку и положил в карман ветровки. А ветровку одел поверх вылинявшей до серости чёрной футболки с едва просматриваемой физиономией Курта Кобейна на груди.

На Лохово он сел в электричку и всю дорогу развлекал девочек-попутчиц. Рассказывал анекдоты и норовил узнать телефончик. Теребил серьгу в ухе.

В Малиновке вышел.