Камбрийская сноровка

Копье ткнулось в воду. Брикет недоуменно зашипел. В порту, несмотря на затухающий пожар, словно темней стало. Казалось бы — какой свет от куска торфа? Да в камине горит десяток таких, и то трапезную не осветят, приходится жечь свечи или факелы, а тут в полусотне шагов догорает костер, для которого нужна бы печь размером со всю «Голову Грифона». И все–таки сумрак опустился. Стал громче треск, с которым умирает водоходная расшива, зато человеческие голоса смолкли.

— Много чести — цвету Британии охотиться за кучкой скаредной дряни! — объявила сида, — Не время во время войны лить кровь братьев. Убитых нет, потому… прощу. Господь велел подставить другую щеку. Но и речные перевозчики, и горные кланы пусть знают: человек сотворен лишь с двумя щеками. Третью при желании не подставишь! Остальное — утром. А теперь ночь, и даже мне спать хочется…

Ухватила за локоток и потащила домой.

Только дверь за спиной хлопнула — маленькая, но сильная рука ухватила Эйру за шиворот, наклонила. Да, умерщвление плоти в храме явно идет сиде на пользу. Вот и кольчугу с сестры сдернула, будто льняную рубаху. Только тяжелый удар об пол и напомнил — сколько доспех весит на самом деле.

— Никуда мы впопыхах не поедем, — сказала. — Ночь — это случайность, а сегодня нам случайности могли и приготовить…

Опасаться тьмы велит сида, что видит ночью, как днем, а по знакомой дороге и колесницу проведет, на слух… Кто, кроме холмового народа, умеет готовить случайности — не то как суп, не то — как оружие к бою? У Немайн немало врагов среди старых богов: и Гвин, у которого она холм отняла, и Вотан, у которого храм сперва обокрала, а потом, забрав у саксов город, взяла себе и отдала под школу.

Хорошо, Немайн хватило раз взглянуть на обеспокоенное лицо. Успокоила.

— Скорее всего, ничего нет… Но у меня только два глаза и два уха. На всех не хватит! Помнишь, как в прошлую ночную погоню сэр Кэррадок головой стукнулся? О ветку?

На деле, как раз не о ветку, а о сиду… Из сестры волховство летит, легко, как ветер с гор, даже когда она не колдует, но Немайн совсем не нравится вспоминать о неосторожном от любви рыцаре.

— Да, — сказала Эйра. — Сэр Кэррадок чуть жив остался.

Несчастливый влюбленный пережил крепкий удар веткой дуба по упрямому лбу, но в Зимний поход исчез из переклички. Судьба? Проклятие? Случай? Кто знает…

— А тут бы поскакало с десяток одних королей, и не все друг друга любят. Ну, подумай, что будет, если кто–нибудь шею свернет?

— Ой…

— Ты права. Именно ой. Потому — спим. А об остальном утром подумаем!

Опустилась в любимое кресло, зевнула, почти как фенек, свернулась калачиком и закрыла глазищи…

Остальным оказалось как–то не до сна. Эйра припомнила одно из определений классического ведовства: инерция. Погоня не началась, но в мыслях люди уже разогнались. Теперь не могут сразу успокоиться, ходят, натыкаются друг на друга, разговаривают — все тише и медленней.

Вот и Эйру нерастраченная энергия выбросила в порт — провожать великих мира сего к городским воротам, благодарить за готовность помочь. Друг познается в беде, и вдруг оказалось, что у Ушастой друзей больше, чем и представиться могло! Только останется ли хоть один после того, как она показала смирение? Эйра жалеет, что у нее уши круглые, не умеют ворочаться и ловить больше одного разговора за раз. Приходится довольствоваться обрывками.

Вот Артуис ап Мейриг — ворчит, что забава сорвалась, но отчего так добродушно? Эйра не может услышать того, о чем король молчит. Но он не безумец — говорить при мерсийцах, что ему видеть, как англы будут резать камбрийцев, пусть и сколько угодно раз заслуживающих смерти — кость в горле! И он действительно благодарен сиде… и недовольство в его ворчании обращено не на нее.

— Если кто–то… хоть пальцем… пламя до неба и никаких горячих следов! И по стылому пойду, пусть только позовет. Кто вздумает в кровную месть играть — до седьмого колена изведу. Слово короля!

А слово, произнесенное при таких свидетелях, крепче, чем грамота с золотой буллой.

Вот Кейндрих — только что была зла, теперь растеряна:

— Почему? Почему она отказалась от погони? — и мужу, сердито: — Я понимаю, чему ты улыбаешься! Но почему?

Эйра тоже понимает, почему император Британии доволен. Случись погоня, быть бы ему, несмотря на титул, подручным — то ли при богине, то ли при императрице. Как барды споют, а они споют, как в голову взбредет. Всех на жалованье не возьмешь. Может, поэтому Майни и отказалась ловить поджигателей? Ей города с лихвой хватает, а править всей Британией… Если старательно — поспать будет некогда. Если спустя рукава — зачем браться?

Потому Кейндрих и не понимает, что злючка она. Взъестся, так скорей себе плохо сделает, чем и себе и сопернице разом — хорошо. Потому и теребит мужа — он доволен, значит, понимает больше. А ему что, ему Немайн друг! Вот, шепчет что–то жене на ухо. Объясняет. Наверняка до утра будут подробности уточнять… Ну и хорошо, королевству нужен наследник!