Народное собрание — сила, но на эту силу наложена узда. Принцепс Сената, хозяин заезжего дома. И та, кому люди верят! Другой должности вне семьи у Глэдис нет, но эта — куда весомей прочих, хотя не подтверждена ни законом, ни обычаем.
Говорили почти стражу — кто и что должен сделать, чтобы все вышло. Чтобы короли мошну растрясли, чтобы кланы кровное выложили, чтобы гильдии сочли поход — добрым вложением. Старшие дочери Глэдис и их мужья стали спорить: кто больше людей уговорит, больше средств соберет. Эйлет молчит, разглядывает здоровую руку. Повернулась, спросила:
— А что бы сказал Эмилий? Я ему была только подручная, но и то поняла: на войне идут не куда хочется, а куда надо…
— Вот именно. Куда надо. А надо, чтобы англы не слишком много о себе понимали! В конце концов, мы — римляне, а они варвары.
Анастасия сжала кулаки. Это не ее семья! Спасли Августину? Молодцы, и, в принципе, можете числиться родней… но не решать за нее, как вести войну.
— Вы — римляне? — встать оказалось тяжело, и первые слова пришлось сквозь горло проталкивать, — Тогда, как смеете вы решать государственные дела за спиной августы? В Империи бывает всякое, но это всякое именуется мятежом!
Если терпит поражение. А если побеждает…
— Она моя дочь, — сказала Глэдис, — а сида, августа или кто–то еще — мне все равно. И если бы деньги были у меня — вот, в кошеле — я бы ей их просто отдала. Не в долг, так. Но у меня нет, и я думаю, где достать.
Сердитые взгляды старших дочерей. Разводит руками Кейр — принцепс Сената.
— Мне нужен крючок, чтобы зацепить кланы. Назло Мерсийцу — это неплохо. Знаете, многим уже поперек горла: Пенда Великий, Пенда Непобедимый…
Анастасия промолчала, но отметила: таким и сестра скоро комом в горле станет. Империи нужно на кого–то опираться, но лучше никакого костыля, чем гнилье!
Хозяин заезжего дома приподнялся навстречу сопернику.
— А мне нужна приманка, и лучше — золотая! Каждый купец знает: дело с Немайн — дело золотое. Но на войне она не зарабатывает, и это тоже знают все. Мне нужна прибыль. Показать — торговые гости друг другу бока помнут, так сиде помогать заторопятся.
— Купцы–ы–ы, — тянет Сиан. До сих пор сидела тихо, как и положено маленькой. Спину тянула. Радовалась, что разрешили надеть шелковое платье — почти без вышивок, зато работа тонкая… Сестра подарила. Загадка! Здесь с шелком работать еще не умеют, да и для Африки, пожалуй, слишком хорошо. Надо спросить — потом. Пока — объяснить ребенку, что к чему. Если поймет.
— Торговля — одна из опор процветания страны, — сказала ей Анастасия, — кто не заботится о купцах и ремесленниках, будет беден. Потому лучшие из этих людей стоят близ императоров. Но денег просто так не дадут.
— Те, кто растит хлеб и разводит скот, важней, — отрезала малявка.
— И потому их место по другую руку императора. Или императрицы!
Анастасия знает: чтобы Римом правила женщина, не из за мужней спины, а прямо — не бывало. Но… нет, не будет — уже есть: как ни называй Немайн свою должность, суть одна. Глава республики. А скромность… Октавиан Август даже тогу носил белую, без сенаторского пурпура. Зато правил так, что само имя августа стало титулом!
Девочка кивает — важно. Чуточку слишком, как и положено, когда ребенок изображает взрослую. У Анастасии — она в этом не признается и самой себе! — эта манера тоже проскальзывает, хотя куда слабей. В чем–то родосский замок заставил ее повзрослеть быстрей, но в чем то — и медленней…
Так что — сама такая, а смешно. Хорошо, улыбку удается удержать. От веселья и следа не осталось, когда Анастасия поняла, что Сиан представляет кого–то вроде венетов, «синих». Ее мать говорит похоже, но должна стоять над семьей… не для того ли ребенок и сидит на совете — высказывать мысли взрослой, которая должна изображать беспристрастность? Что ж, если продолжать греческую аналогию, то муж Гвен — глава прасинов, «зеленых». Кейр — военная партия, Эйлет, по жениху — дворцовая бюрократия.
Выходит настоящий императорский совет. А если так…
— Наверное, — сказала Анастасия, — я погорячилась, говоря, что любое совещание за спиной августы — мятеж. Простите меня, я совсем не знаю местных обычаев. Но точно вам скажу: если вы будете решать за сестру, она крепко обидится.
Глэдис хлопнула ладонью по столу.
— Во всем ты права, святая и вечная. Одно забыла: на мать не обижаются. Мать слушают!
Анастасия молчит. Прижала ладонь ко лбу. Это было, было! Мама… «Ты только мать императоров, а не императрица!» — кричала толпа. «Император — я!» — ответил на уговоры брат Ираклион. Надеялся уговорить мятежников… С горожанами удалось, да и с солдатами тоже управился бы — не успел, начальники скрутили. Теперь его нет. Так, может…
— Может быть, ты права, а римский обычай — глуп. Сестра его уже нарушает: и ушами, и тем, что правит. Так что… Чем я могу помочь?
Оказалось — многим. Не только клан десси помнит, что римлянке скоро понадобится муж, и что выбор у нее, по уму, невелик: из всех камбрийцев да из всех ирландцев! У пиктов вообще жена всегда главней мужа, но их пока и не покрестили толком…