Камбрийская сноровка

— …и вот Клидог переходит уже нашу границу! Коровы ему более не интересны, он пылает желанием со мной расплатиться. Собирался грабить нашу сторону, а тут на нем самом взяли добычу! Всю границу обскакал, столько скота мог взять — отказался. Одного хотел: нагнать Катена, вернуть свое. Невзятое чужое не так жалко! Только не сыскал никого и ничего. Я в это самое время снова ушел на его земли, развернул дружину частым гребнем. Хорошо мы шли, не обижали никого, кто не поднимал на нас копье, да и тогда старались обойтись стрелами без наконечников. Соседи есть соседи, и если им не будет хватать до весны, мы сами им поможем. Мне нужно было проучить Клидога, а не озлить кланы… так и вышло. Вернулся король кередигионский домой — а ему на два десятка миль от границы и сыра сварить не из чего, и на закуску разве дичину стрелять. Так волк и пожил в оленьей шкуре! Не понравилось. На три года набеги как отрезало, потом память у соседа прохудилась. Жаль, умен Клидог — второй раз ту же шутку с ним не сыграть…

Анастасия смеется — медью, колокольчиком. Все, кто на нее не смотрел — обернулись, уставились. Не замечает! Ей все равно — в первый раз за долгие годы она не считает людей, веселится. Кажется, убедила себя, что есть только епископ справа, принц слева да сестра — через исходящую дымом жаровню, а прочие гости — морок, можно не считать. Это хорошо, так хорошо, что сердце в груди начинает быстрей колотиться. И все–таки в радости — немного отравы. Что не так?

О том, что веселье принимает политическую окраску, можно не беспокоиться. Здесь пиршественная зала, не Сенат. Действуют правила заезжего дома, и даже разбитая в кровавые лохмы морда еще не значит ни поединка между благородными, ни войны между королями. Тогда — почему радость хорошей девочки отзывается в сердце фальшивой нотой? Когда Настя смеялась над ее историями, такого не было…

Подпереть бы подбородок кулаком да подумать хорошенько, но ноги рвутся в пляс, а по голове, как пыльным мешком — громкий голос. Клидог Кередигионский! Неужели расслышал? Да еще и греческий разобрал?

— Мудро сделал король Гулидиен, что заключил союз, — возгласил самый беспокойный сосед диведцев, — особенно со мной. Хорошо иметь добрых союзников!

Можно выдохнуть. Просто похвальба… Сколько с ним торговались — кошмар. Да и выторговал Клидог немало: право на вторжение в Гвинед, единственное королевство Камбрии, у которого на троне вместо законного монарха нортумбрийская марионетка. Не заселенные врагом земли будет отвоевывать — явится освободителем к своим же братьям. В разы меньше послевоенных хлопот! Но — к чему перечить? Вот и принц Рис, самый младший из братьев диведского короля, согласен.

— Хорошо… — говорит, — Но отчего твой разум остановился на этой мысли?

— Оттого, — отвечает Клидог, — что от союза со мной Дивед получает многократную выгоду. Во–первых, забывает про возможное нападение из Гвинеда. Общей границы у вас нет, но кроме горных перевалов и прибрежных долин есть и общий путь — море. Во–вторых, доказывает, что вы все–таки на этой земле не чужаки. Ваш клан давно в Камбрии обитает, но вы — десси, ирландцы. А вот я, или, скажем, Артуис ап Мейриг — исконные жители…

— То есть, — продолжил за него Рис ап Ноуи, — бритты.

И, словно самого неприятного имени было мало, прибавил:

— Трусы и бездари, отдавшие свою землю саксам!

Зал, словно получив команду, вспыхивает злым шумом. Каждый стол — и каждый по–своему.

— Верно! — гремит север, — Мы — не бритты. Мы — камбрийцы! Вот я зимой четыре головы Хвикке взял… Да если бы каждый бритт артуровских времен взял по одной голове — никаких саксов на нашей земле б не осталось!

— Зато я первый в их лагерь ворвался!

— Ну, я–то на стене стояла… Зато муж! Он у меня скромный, сам не скажет, но даже не смотрит, что там с врагом после удара делается… Нет нужды… Хотите — щит кулаком проломит? Без всяких копий?

— На заклад? Без заклада не то веселье!

Щит не меч, в пиршественную залу вхож. И куда деваться ему, крепкому, беленому, когда его держат в восемь рук, чтоб не увернулся? Щепки летят! В бою все не так, удар редко приходится прямо, и ловкий часто берет верх над сильным…

Чиновный стол превратился в мечту разведчика. Не крапивное семя, брызжа в ярости слюной, мелочный сор под ноги королям метет — филиды, живые архивы британских держав, выбрасывают крючки и зацепы. У Эмилия память покороче, но до пергамента он все донесет, не расплескает. И начнет медленную и верную работу, именно что крапивную — из крапивных веревок рыболовные сети делают!

Врачи сварятся громко, выразительно и совершенно непонятно. Латынь Немайн знает, но названия хворей переменились, и все богатство сравнений и пожеланий благополучно ускользает даже от треугольных ушей.