Камчатская рапсодия

– Да, мы эксперты… Независимые. – Чуть кланяясь, дополнила представление «санитарка».

– А я подумала…

– Что ты подумала? – не отвлекаясь на разные сообщения представления, Заходько слушал только её. Слышал только голос Наташи…

А он у неё ласковый-преласковый, нежный-пренежный… Словно хрустальный ручеёк журчит, словно тёплые жемчужины в руке перекатываются… – Ты испугалась за меня, да? – спрашивает он, и с удивлением замечает, как со стороны, что это голос не его, не товарища прапорщика. Не привычный, армейский, хриплый и отрывистый, как, извините, у белого тромбона, а совсем другой, чистый, тоже нежный, тоже тихий… как у… у… у волшебной флейты, да! И на руках у него не гранатомёт, и он не на учебном стрельбище, а он с ней, с любимой своей женщиной, как это бывало в том частом, но мимолётном сне, со своей женщиной, с Наташей… Он нежно обнимает её, здесь и сейчас, прижимает к себе её горячую, беззащитную, нежную, смотрит в её лучистые глаза… О, мама!.. Её лицо, глаза и губы очень близки сейчас к нему… Очень… очень…

Сильно притягивают к себе, неимоверно тянут… Заходько, не в силах бороться с собой, наклоняется к её губам…

Забыв про экспертов…

– Он молодец у вас! – почти просовываясь между ними, как глухим, громко сообщает бабка, – Чего за него бояться…. Поздравьте, девушка, он у вас первое место взял. Занял в смысле. Песню украинскую на десять баллов исполнил… И за артистизм, и за технику. Единогласно.

– Да?! – не отрываясь взглядом от глаз прапорщика, в полуулыбке, вроде и не спросила, а подтвердила дирижёрша. Нежно-нежно так, сладкосладко. – Он такой. – Нежным шёлком прошелестел её голос. – Он может… – А это вообще на три piano прозвучало, как дуновение…

– Ната-аша! – с трепетом, почти касаясь её губ, позвал Заходько. – Я всё по-честному…

– Знаю, Любчик… – едва слышно прошептала она. – Здесь люди… – и закрыла глаза…

– Да всё-всё, целуйтесь, пожалуйста, целуйтесь! – так же громогласно, искренне стараясь не мешать влюблённым, торопливо вставая, громко при этом хлопая сиденьем кресла разрешила бабка. – Мы уходим уже! Ушли. Нас нету.

Так же, торопясь, громыхнула сиденьем и «санитарка»… Эксперты, почти бесшумно, не дыша, на цыпочках, ходульно, двинулись на выход…

Выразительно округляя глаза, приложив пальцы к губам, предупреждали друг друга: «Тшшь, тихо! Не шумим, подруга! Тихо идём! Тшшь!»

Заходько этого не видел… Не видела и дирижёрша… И ничего вокруг не слышали.

11

Так как же наш там оркестр?

Репетирует, конечно, занимается…

Главное отметим: и три недели прошло, четвёртая закончилась, пятая пошла… Месяц репетиций, считай. Такая адская работа, кто понимает! Всё, можно сказать уже у них получается, всё уже вроде хорошо, всё!

Но правильно какой-то мудрец сказал: «Не может быть в жизни всё хорошо». Хоть распланируй всё, хоть перепланируй. Тем более в армии.

Действительно!

Только собрались было командиры после обеда под звуки марша накоротке в своих кабинетах втихаря вздремнуть или в шахматишки какие перекинуться, кто чем… Как на тебе…

Перекрывая оркестр, послышалось вначале слабое глухое тарахтение, словно трактор или передвижная дизель-электростанция где-то затарахтела.

Звук затем, решительно наплывая, очень быстро усилился, перешёл в страшный, давящий уши и нервы грохот, с сотрясанием атмосферы и неприятным злым посвистом. Ба!.. Ёшь её в качель!.. Над территорией батальона очень низко завис настоящий боевой вертолёт, «Ми»-8, с полным боекомплектом на подвесках (Не оторвались бы!). Причём, не вражеский вертолёт, не японский, или американский, кто испугался… Ничего подобного. Наш совсем вертолёт, российский… Потому что звёзды на нём нарисованы красные.

На этот радостный «призывный» звук, спасаясь, из всех помещений батальона всполошено высыпали все военнослужащие, включая и начштаба с комбатом. Солдаты сразу видимо догадались о прозвучавшей сквозь грохот вертолётного двигателя команды: «Батальон, строиться на плацу!» Но из-за поднявшейся густой пыли, метались пока, потеряв ориентиры.

Пилот винтокрылой машины – ох, асс мужик! – понял опасность прямого приземления в пыльную бурю, игриво завалив машину на бок, интимно мелькнув голым брюхом бронированной летающей единицы, увёл вертолёт вверх и в сторону. И не просто в сторону, а благополучно через пару минут приземлился где-то неподалёку – всё чутко вслушивались! – за пределами части, на заброшенном футбольном поле. Свист с грохотом, перейдя в гипнотизирующий шёпот, устало угас… Наступила абсолютная тишина… Как в… (Неважно где). Главное: здесь и сейчас. Потому что от удивления это всё, и неожиданности…

Пока личный состав батальона пребывает в ступоре – секунды какие-то, отметим мудрый манёвр пилота, похвалим: сменив точку приземления, он не только сохранил численный состав батальона, но, главное, дал военнослужащим разобраться, придти в себя, что и требовалось.

Комбат, морщась в мутной пыли, отплёвываясь…

– Ф-фу! Тьфу!.. Какого чёрта? – гневно смотрит на своего начштаба – Почему без предупреждения? Где связь? Почему я узнаю в последнюю очередь? Кто это прилетел?