Камелии цветут зимой

– Когда-то очень давно, – я снова села около нее, и она крепко за меня ухватилась, – когда я была примерно твоего возраста, я была влюблена в одну девушку. Я любила ее до безумия и даже не могла видеть ее недостатки. Чтобы она не делала, ее поддерживала. Чтобы не сказала – я за. И одним осенним вечером, во время уборки, она завела меня на склад спортивного инвентаря на территории школы. Она прекрасно знала о моих чувствах, и решила этим воспользоваться. Зажав меня около шведской стенки, она посмотрела мне прямо в глаза, и я заметила, что ее взгляд стал томным, когда она произнесла: "Ты такая сексуальная», – и я почувствовала, что мое сердце все еще не готово это принять, – Она посмотрела на меня остекленевшим взглядом, и резко стянула с меня нижнее белье. Я начала кричать, но она зажала мне рот рукой, и я начала задыхаться. Чем сильнее я сопротивлялась, тем крепче рука сжимала мне рот и нос. Ничего не оставалось, кроме как терпеть. Я так сильно испугалась, что в какой-то момент не могла пошевелиться. Она это приняла, как за согласие. Несколько дней я не могла подняться на ноги, прокручивая в голове произошедшее раз за разом, – я схватилась за голову, почувствовав, что она начала болеть, – Я не могла перестать думать о каждом прикосновении ее ко мне, о каждом слове, которое она говорила. Но сейчас это все не имеет того значения, каким оно было в старшей школе.

Я посмотрела на нее, и увидела сопереживание в ее глазах. Эта девочка еще так мала. Я помогла ей встать и вызвала такси. Мне было страшно оставлять ее одной, поэтому я поехала с ней. Доставить ее до дома в целости и сохранности – моя первейшая обязанность. Пока мы ехали, она не отпускала мою руку. Я чувствовала, как она дрожит и не может сказать ни слова, пытаясь вжаться в спинку сидения от взгляда мужчины за рулем. Не каждый мужчина является реальной опасностью, но, когда происходят определенные вещи, то он становится потенциальной опасностью. Единственное, что разделяет эти два понятия – один шаг, который может быть чем угодно.

Мы приехали к высокому многоквартирному зданию, когда девушка смогла боле менее ровно стоять, не пытаясь спрятаться от всего подряд. Я не винила ее и все прекрасно понимала. Мы добрались до одиннадцатого этажа на лифте из зеркал, и все время, пока мы поднимались, она не могла отвести взгляда от своего отражения. Я все повторяла ей «Ты восхитительна», «Ты красивая», «Ты потрясающая», чтобы суметь вовремя сбить ее негативные мысли о себе. Когда ты плохо о себе думаешь, это как попасть в яму с зыбучими песками – если вовремя не повернешь, вылезти уже не сможешь. Поэтому я пыталась сбить этот курс, по которому она так уверенно шла. И, казалось, я всегда приходила в последний момент. Казалось, еще чуть-чуть и ее уже нельзя будет вытащить.

На пороге квартиры стоял мужчина, по всей видимости, ее отец. Когда он попытался прикоснуться к ней, то он испуганно отшатнулась от него и спряталась за мою спину. Я предполагала, что именно так все и обернется.

– Габриэлла, почему ты…? – мужчина переживал за свою дочь и совершенно не знал, что ему делать. Его руки дрожали, и он не мог отвести от девушки взгляда.

– Я думаю, мне стоит рассказать, что произошло потому, что Габриэлла не в состоянии этого сделать, – он торопливо пригласил меня в дом, и старался не подходить близко к пострадавшей девочке. Да, он переживал, но пугать еще больше ему не хотелось.

Мы сели вдвоем на кухне, Габриэлла убежала к себе в комнату, как только мы вошли в квартиру. Мы сидели с ее отцом и не могли ничего произвести вслух. Он бегал глазами по комнате, не находя ответы на свои вопросы.

– Расскажите, что произошло? Почему она так боится меня?

– Если вдаваться в подробности, то она пострадала при покушении двух мужчин. Я была рядом, поэтому помогла ей. Дальше снятия рубашки дело не зашло, – мужчина хватался за голову, громко сопел и пытался собраться с мыслями. Его ребенок был подвержен насилию – такие слова тяжело слышать для любого родителя, который души в нем не чает, – Поэтому ей и неприятны ваши прикосновения – вы мужчина.

– Я… что… что мне делать тогда? У нас нет мамы, чтобы она смогла ее успокоит и помочь. Я хочу помочь, но я не понимаю, как. Пожалуйста, скажите мне, – я впервые видела такое выражение лица у мужчины. Он, правда, любил свою дочь и хотел ей помочь. Его руки дрожали, держа голову, которая раскалывалась от неспособности помочь.

– Я психотерапевт, поэтому могу помочь ей пережить это, но за один день этого не решить. Вы должны быть терпеливы.

– Д.. Да, я.. я понимаю, я на все согласен. Только помогите ей, – он молил меня о помощи, и такое я чувствовала впервые. Это, конечно, звучит эгоистично, но еще никогда за мою работу так не цеплялись. Именно сейчас я окончательно поняла, что мои труды не напрасны. Я помогаю людям, и это, правда, ценится.

– Позвоните мне завтра, мы обо всем договоримся, – я достала из сумки визитку и подвинула на столе к нему.

– Майя Ансел?