Камень

— Перетянуть тебе огненной плетью пониже спины, как в детстве, а потом устроить кросс километров на пятьдесят по пересеченной местности на «темпе», чтоб дурь вся из тебя с потом вышла! Да не поможет… — Он махнул рукой и отвернулся.

— Прохор, ну ты чего?..

— Я чего? — взвился он. — Великим себя почувствовал? Непобедимым? А тут, видите ли, в стрельбе у него ничего не получается! С девками спать с первого раза научился, от природы хваткий оказался, а с пистолями затык!.. Не его это!.. — Прохор сделал паузу и, копируя Сеньку, вечного косячника из смоленской усадьбы, заголосил: — Прости, барин, моя вина! Не углядел за дитяткой! А Лешенька у нас совсем не виноватый!

Я почувствовал, как краснею. Если бы мне подобное сказал посторонний человек, было бы не так стыдно, а от Прохора слышать справедливые упреки было больно вдвойне…

— Лешка! Ты чего творишь?! — вывел меня из состояния жалости к себе крик моего воспитателя.

Вокруг меня бушевала сплошная стена огня. Прохора на его месте не было, водительское сиденье уже стекало вниз, то же самое происходило с лобовым стеклом, крышей, приборной панелью и пассажирской дверью. Я тупо посмотрел вниз: мое сиденье и пол подо мной были целехонькими.

«Это что, я устроил?» — промелькнула мысль.

Одновременно с этой мыслью стена огня стала слабеть. Я почувствовал, как меня отпускает напряжение, сродни тому, с которым я пытался работать со стихиями.

— Лешка, вылезай оттуда, сейчас бензобак рванет! — опять крикнул Прохор откуда-то извне.

Заморачиваться с открыванием двери я не стал, а просто ударил ее локтем, отчего она вылетела, ударилась об асфальт и срикошетила в припаркованную метрах в пяти «Гранту» красного цвета. Покинув машину через оплавленный и покореженный дверной проем, я увидел Прохора, стоящего недалеко от машины с водительской стороны. Подойдя к нему, я заметил в его глазах слезы.

— Хана ласточке! — махнул он рукой в сторону покореженной и дымящейся машины. — Отъездилась, родная…

— Прохор, прости меня, я не хотел! — начал я извиняться, но мои слова потонули в вое сирен.

Из центрального входа в здание выскочили пять человек в камуфляже с огнетушителями в руках, добежали до машины и споро залили ее пеной, особое внимание уделяя тому месту, где у «Нивы» располагался бензобак. Мы с Прохором просто стояли и наблюдали за происходящим. Через пару минут сирены стихли.

— Что, князь, отрабатываете работу со стихиями? — услышал я. — Оправдываете фамилию?

Повернувшись, я увидел хмурого графа Орлова, который разглядывал меня, как будто видел в первый раз.

— Извините, Иван Васильевич, так получилось… — промямлил я.

— Получилось, курсант? — Орлов нахмурился еще больше.

— Господин полковник! — вмешался в разговор Прохор. — Это я виноват, довел воспитанника…

— И каким же это образом, стесняюсь спросить? — полковник перевел взгляд на Прохора.

— Алексей Александрович пожаловался мне, что у него не все получается с огневой подготовкой, а я пообещал ему, что если и дальше так пойдет, то накажу, как в детстве — плетью по заднице. Вот он и взбеленился…

Я с удивлением смотрел на своего воспитателя, вравшего с чистыми и невинными глазами. Орлов же не удержался и хмыкнул.

— Видимо, тяжелое у вас было детство, Алексей Александрович, — сказал мне полковник, еле сдерживая улыбку, — если после упоминания о нем вы Прохору машину дотла спалили.

— Нормальное у меня было детство! — буркнул я.

— Так, курсант Пожарский! — уже строго сказал Орлов. — На первый раз замнем инцидент, из уважения к вашему деду и Прохору. По бумагам все оформим как замыкание в проводке автомобиля. Но, Алексей Александрович, придется вам встретиться с нашим психологом. Сами понимаете… — Я кивнул, поежившись от пронзительного взгляда полковника.

В этот момент со стороны дымящихся останков машины Прохора раздался громкий женский возглас:

— И как мне это понимать?

Обернувшись, я заметил, что за время нашего разговора с графом Орловым на стоянке существенно прибавилось народа — около красной «Гранты» стояло около десяти человек, одетых в обычную гражданскую одежду. Из знакомых мне были только Смолов и Пасек. Все они с интересом смотрели на вмятину в задней двери «Гранты» и тот кусок оплавленного метала, залитый пеной, который остался от выбитой мной двери «Нивы». В этот момент невысокая, красивая рыжеволосая девушка поставила свою сумку на крышу «Лады» и снова поинтересовалась:

— Кто-нибудь мне скажет, как мне это понимать?

Все, как по команде, повернулись в нашу сторону.

«Да, не с того у меня служба в корпусе начинается…» — подумал я, и направился к «Гранте».

— Прошу прощения, сударыня, но тут произошел досадный инцидент, готов возместить все потери… — обратился я как мне стало ясно, к хозяйке машины.

— Не соглашайся, Ведьма! — донеслось из толпы. — Лучше договорись с князем, чтоб он тебя больше на полигоне не душил! Или тебе понравилось?

После этих слов раздался дружный смех, даже эта рыжая Ведьма позволила себе улыбнуться. А я был готов провалиться от стыда сквозь землю.