— Чин капитана, вас устроит? — сделал я контрпредложение.
Маршалси горько усмехнулся, не веря услышанному.
— У меня нет рекомендаций, — честно предупредил он.
— Скажем, князь Вирхофф устно порекомендовал вас графу Гонзаго.
— Не обещайте больше, чем можете сделать, — остудил мою щедрость Маршалси. — Где вы найдете еще двоих поручителей под мое капитанство?
Его честность требовала ответной честности. Я действительно зарвался в обещаниях.
— Хорошо. Поступим так, — пошел я на компромисс. — Я вам выпишу патент лейтенанта со всеми возможными льготами и привилегиями. Вы принимаете командование гарнизонам. Капитанство назначим как приз в воинской компании.
Мое соломоново решение не глянулось Маршалси. Он вновь потянулся к штофу и пристально посмотрел на меня.
— Темните вы, Вирхофф.
— Насчет чего?
Маршалси не объяснил причину неверия, продолжая буравить меня испытывающим взглядом.
— Одно из двух, Вирхофф, — заключил он, — либо я с тобой потеряю голову, либо выбьюсь в люди, — помолчав, спросил. — Когда приступать?
— Завтра. Тогда же получите подробные разъяснения по восстановлению порушенных границ родного манора.
Я засобирался уходить.
— Не желаете отметить мое повышение? — остановил меня идальго, разливая вино по бокалам.
— Не обижайтесь, Маршалси, но некогда, — отказался я и уже в дверях попросил. — Положите барда на постель. Ему рано привыкать валятся под столом.
Маршалси расправил плечи. Стул под ним затрещал всеми склейками.
— Слушаюсь, сеньор граф! — отрапортовал идальго.
Этим его готовность выполнить мои распоряжения и ограничилась.
Я вышел. Имело смысл продолжить разведку. Тем более знал, зачем и куда направляюсь.
Опять понадобился провожатый. В поисках кандидата в гиды прошел до конца коридора. Мне повезло. В зале статуй, седоголовый лакей, обмахивал перьевым веничком пыль с мраморной плеши геройского дядьки.
— Как тебя по имени?
— Арно, — назвался слуга.
— Давно служишь в доме, Арно? — по-свойски поинтересовался я у него.
— Пять лет у Вашего Сиятельства и сорок у отца Вашего Сиятельства, графа Жу Гонзаго, — старик говорил, не скрывая гордости своим пребыванием на лакейском посту.
— Тогда тебе положена ветеранская надбавка за выслугу, — выказал я благодарность за проявленную преданность дому и фамилии.
За изъявленную милость лакей в пояс поклонился.
— Мне надо составить важную бумагу, — объяснил я ситуацию премированному слуге и попросил. — Проводи меня. А мажордому передай, увеличиваю тебе оплату на треть.
Не взирая на старческий ревматизм, слуга поклонился еще ниже — чубом до пола.
— Вы будете работать в библиотеке или в оружейной комнате?
— В оружейной, — с легкой задумчивостью на челе (или на наглой роже, кому как понравится) ответил я.
— Пригласить к вам, клерка? — выпытывал старик, в усердии угодить.
— Не нужно, — отказался я от штатного писаря. — Просто проводи и все.
Слуга, повернувшись боком, демонстрировать холопскую спину благодетелю и кормильцу в хороших домах не принято, повел меня по коридору.
Как бы еще вызнать, где я здесь меняю нижнее белье и сплю, — подумал я, следуя за ним на шаг позади. Но со спальней решил повременить. Не горело. Тем паче вдруг там томилась законная супруга.
Супружеские обязанности самые необременительные, — припомнил я шутку, прочитанную в журнале и, с замиранием представил, как полезу под одеяло к Валери. Ох, не легкая это работа *… быть графом!
Пришли скоро. Не желая терять ценного провожатого, приказал.
— Подожди здесь. Никого без доклада не впускай.
Оружейная представляла собой просторную комнату. По периметру, на стенах батальные панно "Осада крепости". Из бойниц, на штурмующих смотрели не грозные мужи в доспехах, а смазливые девицы зазывающе улыбавшиеся подступившему к родным стенам врагу.
Не загораживая панно, на подставках и этажерках, образцы боевого оружия. Рапиры, мечи, шлемы, пики, алебарды, нагрудники и т. д. и т. п. Металлолому больше чем на паровозном кладбище, да и впечатление он производил примерно такое же. Ближе к большому окну помещался дрессуар39, предоставивший свои полки не фамильному серебру, а бутылям и графинам разноцветного стекла и хрусталя. Солнечные лучи, пронизывая прозрачное творения стеклодувов, причудливо играли на гранях нанесенных узоров, отчего драгоценное содержимое тепло и мягко светилось розовым искрящимся светом. К дрессуару, что бы далеко не тянуться, притулился письменный стол. Прямоугольная столешница обтянута тонкой тисненой кожей. Огромный чернильный прибор из бронзы в духе настенного интерьера отображал борьбу обнаженных нимф с возбужденными фавнами. Одна из воительниц держала в руках пук гусиных перьев. К столу приставлено удобное кресло, скорее предназначенное для сладкой дремы, нежели для работы с бумагами.
Я плюхнулся в пузатое графское бержере. Попрыгал, пробуя спиной и задом мягкость сидения и спинки. Господин Черчилль не воскресните из зависти!