Камень Дуччо

– Желаю тебе пребывать в мире с призраками, сын мой.

– Прошу, не закрывайте дверь, падре, – прошептал Микеланджело и переступил порог. Он обернулся, чтобы добавить еще что-то, но святой отец уже ушел.

Микеланджело зажег еще две лампы, и в их свете постепенно проступили контуры помещения и его содержимое. Посередине маленькой кельи с каменными стенами и единственным забранным решеткой оконцем стояли четыре длинных каменных стола. Два пустовали, на двух других лежали покрытые саванами мертвые тела.

Микеланджело потрогал дрожащей рукой окостеневшие ноги мертвеца. Ощутил, как в поясницу уперлась рука соседнего покойника, такая же окостеневшая. С которого из двух ему начать? Впрочем, это неважно, наверняка до рассвета он успеет вскрыть оба тела. Он выбрал того, который лежал справа, – просто потому, что тело этого несчастного, судя по запаху, меньше тронуло разложение.

Раскладывая инструменты, Микеланджело почувствовал озноб. В церкви стояла тишина, в каждой неясной тени ему чудился призрак. Он помнил: этот липкий страх – неизбежная часть «программы». В юношеские годы ночные кошмары подолгу преследовали его после подобных деяний. Наверное, и теперь он не избежит этого.

– Господи, помоги мне сделать, что должно. Дай мне силы и решимость. Ниспошли озарение. Раскрой мне свой замысел.

Он сдернул саван.

В течение следующих трех недель Микеланджело семь раз посетил мертвецкую при церкви Санто-Спирито. Он вскрывал и изучал тела беззубых попрошаек, убитых в боях наемников и даже какого-то богача, чье тело было покрыто багровой сыпью – возможно, он подцепил французскую болезнь от куртизанки из числа тех, что сопровождают войско короля Людовика. Особенно тщательно он исследовал тела двоих юношей, сделав множество пометок относительно их округлых лиц, тонких ног, неразвитой мускулатуры и объема жира. Это были тела детей, тела его Давида.

Однажды вечером на одном из столов мертвецкой он обнаружил изувеченное тело с недостающими конечностями. Бедняга лишился половины головы, обеих рук и ноги. Тело было раздуто от речной воды, кожу частично объели рыбы. Видимо, мужчину убили в бою и сбросили тело в Арно, а какой-то рыбак выудил его. Мышцы были разорваны, но все еще соединялись связками – так дерево привязано к почве своими корнями. Кости переломаны, однако суставы сохранили подвижность. И даже у этого обескровленного покойника сквозь кожу проступала прихотливая сеть сбегающихся и разбегающихся сосудов, напоминающая рисунок реки с притоками и рукавами. Удивительно, но это тело, искалеченное людьми и природной стихией, по-прежнему подчинялось законам анатомии, обладало внутренней целостностью и связностью элементов. И не было никакой возможности как-то подогнать эту лишенную некоторых частей форму под габариты искореженного мраморного блока, да еще выкроить пространство для меча, пасторальной овечки и отрубленной головы великана.

С наступлением рассвета Микеланджело услышал, как священники начали готовиться к утренней службе. Он отложил инструменты, плечи его поникли. Одной из первых сцен, которые он изваял, была сцена с изображением битвы кентавров – мешанина из дерущихся, изгибающихся в неимоверных усилиях обнаженных мужских фигур. Как ни горько было это признавать, но он не придумал больше ни одного способа изогнуть человеческое тело так, чтобы оно вписалось в колонну Дуччо. И даже мрачное отвратительное занятие последних дней ни на шаг не подвинуло его к решению.

Микеланджело прибрал за собой и тихо выскользнул из мертвецкой, стараясь не попасться на глаза молящимся. Еле переставляя ноги, он поплелся в свой сарай-мастерскую. Долго стоял, потерянный и уничтоженный, перед безмолвствующим камнем. Препарируя мертвецов или бессмысленно глядя на спящий летаргическим сном мрамор, он не рассчитывал найти ответы на мучающие его вопросы. Чтобы получить ответы, нужно было спросить мрамор. Но чтобы задать ему вопросы, требовалось сначала этот мрамор разбудить.

Микеланджело взял молоток и резец и вскарабкался по лесам на самый верх. Он и сам не знал, для чего это делает, но по крайней мере сможет начать отсекать лишнее, тем самым подбираясь к фигуре, которая таится внутри. Он установил резец и стукнул по нему молотком.

– Будем надеяться, – сказал себе Микеланджело, – что эти звуки заставят юного пастушка очнуться от его дремотного забытья.

Леонардо

Горизонт едва розовел от восходящего солнца, а Леонардо уже обошел весь рынок и изучил всех торговцев, которые устанавливали свои прилавки перед началом торгового дня. И снова не нашел среди них той женщины.