Камень Грёз

– Если Элд падет, я стану лунными лучами и паутиной, – сорвались с его губ обрывки случайных мыслей, разрозненных, как все, что приходило теперь ему в голову. – О, лучше бы я остался там, где был, на скалах под Кер Донном.

– Т-с-с! – Мурна прижала пальцы к его губам, и в глазах ее отразилось страдание.

Он поймал ее руку и уже сам прильнул к ней губами. Но она была безутешна и казалась такой усталой. В глазах у нее стояли слезы и испуг.

– Мурна, – промолвил он, – если у Кер Велла есть герои, то ты – одна из них. Знаешь ли ты это?

– Почему? – спросила она в смущении.

– Потому что так оно и есть. – Донал отпустил ее руку, ибо она вся зарделась. Наверное, она сочла его слова пустой лестью, шуткой над беззащитной женщиной. Он почувствовал это и неловко встал. Немногим он дозволял видеть свои страдания, но Мурна была одной из немногих, и он покорился, не чувствуя сил, чтобы скрывать свою боль. Тревога грызла его. Опасения, мучившие Донала еще мгновение назад, казались теперь туманными, и он почувствовал потребность снова увидеть тучи, сделать что-то для защиты замка, хотя бы просто проводить войска, что отправлялись на границу. «Я и сам могу поехать, – мелькнуло у него в сумбуре мыслей. – На лошади я вполне ничего. Я могу удержать щит».

Но он вспомнил о детях и почувствовал облегчение, что у него есть предлог не отправляться на север, ибо он ощущал, что это было бы неверным решением.

– Донал? В чем дело? – спросила Мурна.

Он заморгал, возвращаясь из серой пустыни, где он был так одинок, неуверен и беззащитен, где порывы ветра уносили остатки надежды.

– Мев! – закричал он. – Келли!

– Донал… – оборвала его Мурна; но он уже бросился к детям и обхватил их расслабленные тельца, прижимая к себе как можно крепче.

– Просыпайтесь! – зашептал он им, пытаясь вернуть их оттуда, куда они ушли. – Возвращайтесь! Мев, Келли! Вы нужны вашей матери, слышите ли меня?

И они покорно вернулись.

– Донал, – промолвила Мев, и он приник к ее застывшему лицу.

– Мы здесь, – пробормотал Келли и, зашевелив руками, начал просыпаться.

– О боги, – выдохнула Мурна.

«Береги их, – сказал мой господин, – сердце Донала разрывало ему трудную клетку. – Береги их. Он все время знал о грозящей им опасности. А я еще хотел их бросить. О, просыпайтесь, просыпайтесь, слышите меня? Я знаю, где вы, и вам там не место. Возвращайтесь. Ну, возвращайтесь же».

– Как было темно, – промолвила Мев. – И свет задувало, Донал!

– Разбуди их мать! – сказал Донал яростно. – Мурна, разбуди ее, быстро!

Мурна бегом кинулась к лестнице.

И дрожь пронизала Келли, и он глубоко вздохнул – и вот оба наконец были здесь.

Но только удостоверившись в этом, Донал выпустил их из своих объятий. Мев протерла глаза. Они сидели, глядя на него, и в глазах их брезжила печаль от того, что держал их всего лишь он, а не тот, кого они любили больше жизни.

– Если б я мог уйти вместо него, – сказал им Донал, – о боги, я сделал бы это.

Мев заплакала, сидя среди одеял, и слезы заструились по ее щекам. Она утерла их и откинула назад спутавшиеся от сна волосы. Келли сидел, словно пораженный громом. Донал снова обнял обоих и закачал их у себя на коленях, хотя у него и болела раненая нога.

– Настало утро, – промолвил он, – и мир таков, каков он есть, и вы должны оставаться в нем.

Они ничего не ответили ему, ни слова.

– Ваш отец велел мне вас беречь, – проговорил Донал, – и так и будет.

За дверью послышались поспешные шаги. И вслед за Мурной вбежала их мать, растрепанная, как Мев, в простом белом платье с рассыпанными по плечам волосами.

И тогда Донал, превозмогая боль, поднялся на ноги, опираясь на камни очага и руку Мурны. Он смотрел, как Бранвин обняла детей, как те заплакали, как то и должно было быть, а потом Бранвин обрушилась на Мурну, ругая ее за их растрепанный вид и за то, что они спали здесь, а не у себя наверху. Она утерла лицо Келли рукавом, во всем проявляя строгости не меньше любви.

«Она не знает, что с ними было, какой они подвергались опасности, – с содроганием сердца подумал Донал. – И никогда не узнает». Бранвин пробудилась лишь ото сна, всего лишь сна, легкого ли, тяжелого, но это был сон и не более. «Она всего лишь прах, – думал он, – а в нем был дух, и она знает это». Печать смертности лежала на Бранвин. Она ссутулилась. И нынче утром от глаз ее разбегались морщины. Она оставила своих детей и повернулась к Доналу.

– Где Барк? – спросила она.

– С твоими двоюродными братьями. Собирают людей, отправляющихся на север.

Бранвин взглянула на него широко раскрытыми глазами.

– Нет, – промолвила она.

– Госпожа?

– Нет, они не пойдут.

– Госпожа, они мало чем могут помочь здесь, в Кер Велле. – Донал почувствовал, как жар залил его лицо. Он оборвал себя, вспомнив, с кем говорит. Он поглядел на Бранвин и увидел ее голубые глаза, бледные и бесстрастные. – Граница, – продолжил он, пытаясь исправить положение, – северные хутора – они не могут больше ждать.

Но Бранвин была уроженкой Кер Велла, вскормленной и воспитанной здесь. Она знала лишь то, что его необходимо защищать – об этом он тоже помнил.