Камень Книга одиннадцатая (СИ)

Царственный дед, не менее царственная бабуля и дед Владимир отнеслись к моему «мутному начинанию» очень настороженно, но особо не возражали. Единственное, начали выяснять, как это будет происходить в натуре и не будет ли визуального сопровождения в виде появления в гостиной «привидений». Пришлось успокаивать возбудившуюся не на шутку бабулю и обещать, что «визуальных эффектов» не предвидится, а я просто устроюсь в кресле и не буду никому мешать. Получив добро, упал в удобное кресло и перешел на темп…

***

Кузьмин хоть и был готов к «появлению» царевича, но ощущение равнодушного взгляда великого князя, идущего будто бы отовсюду и одновременно из ниоткуда, очень сильно напрягало. Как видел Иван Олегович, аналогичные эмоции испытывал и батюшка Владимир, ерзавший в своем кресле. Да и вообще, атмосфера, царящая сейчас в салоне самолета, была далека от радужной: вся молодежь, за исключением Николая и Александра Романовых, отчаянно переживала по поводу результатов предстоящей операции. Кузьмин же привык к другому: что в бурной молодости, что в последние годы нелегального положения, что во время акций на Лазурном берегу ему приходилось иметь дело с психологически подготовленными коллегами «по опасному бизнесу», а тут… И не успокаивал колдуна даже тот прорыв на Ибице, во время которого молодежь себя неплохо проявила, вот и приходилось эту самую молодежь держать под постоянным контролем и самому находиться под надзором царевича. Тяжело вздохнув, Иван Олегович отправил Алексею эмоцию раздражения, мол, твое присутствие чувствую, приказы помню. Не дождавшись никакого ответа, откинулся в кресле и закрыл глаза — следовало, как и велел царевич, не только отконтролировать молодежь, но и прислушаться к эманациям окружающего пространства на предмет возможной угрозы.

Как и ожидалось, чуйка опасности не зафиксировала, и, оставив часть тренированного мозга искать эти самые угрозы, колдун невольно вынужденно признался себе, что ему сейчас было бы гораздо спокойнее работать под непосредственным командованием царевича, а не под этим его виртуальным контролем. И дело было даже не в запредельном уровне колдунского мастерства великого князя, а в той уверенности и спокойствии, которыми молодой человек заражал всех вокруг. Иван Олегович был уверен на все сто процентов, что у Алексея эти черты в большей степени не благоприобретенные, а врожденные — гены Романовых и Пожарских все-таки давали о себе знать, — ну и Прошка Белобородов, упырь патентованный, с соответствующим воспитанием подростка не подкачал. И если говорить уж совсем откровенно, Кузьмин давно признал в Алексее того, кто имеет право отдавать ему приказы. Таких людей на самом деле насчитывались единицы: государь, потому что он государь; Саша Романов, потому что он цесаревич, боевой товарищ и друг; Коля Романов, младший брат Саши, потому что он Романов и боевой товарищ; князь Пожарский, потому что боевой товарищ, командир, не раз прикрывавший все их подразделение от военного трибунала, и вообще легенда; Прошка Белобородов и Виталька Пафнутьев, потому что они даже ближе, чем братья. И Алексей в этом списке, пожалуй, занимал на сегодняшний день одну из первых строчек, потому что друг, боевой товарищ, член семьи и… просто тот, кто имеет право приказывать.

Самое характерное, аналогичные чувства, сознательно или несознательно, испытывали по отношению к царевичу и все остальные окружавшие его люди. Про братьев Алексея и молодежь вообще говорить не стоит: все они давно так или иначе свое место поняли, только сестры царевича, Мария и Варвара, еще пытаются предпринимать вялые попытки крутить братом, а он делает вид, что им это вполне удается. У дворцовых Алексей давно уже пользуется большим авторитетом, у валькирий тоже. Генерал Нарышкин и три его ликвидатора под дипломатическим прикрытием, как и все военные моряки со «Звезды», видели царевича в деле и тянутся теперь перед ним не только из-за того, что он великий князь. Романовы тоже чувствуют ту грань, за которую с Алексеем переходить не стоит, даже государыня конфликтует с внуком больше из вредности, прекрасно понимая, что с его стороны серьезных ответных шагов ждать не стоит. Князь Пожарский и Прошка Белобородов — это вообще особый случай! Авторитет деда Михаила и воспитателя Прохора для Алексея незыблем, но!.. Что князь Пожарский, что Белобородов прекрасно изучили внука и сынку и при ведении воспитательных бесед эту пресловутую грань, за которую переходить не стоит, блюли лучше других. Показательна дружба Алексея и с Виталькой Пафнутьевым: Клещ, испытывая к царевичу некое подобие нежных отцовских чувств, тем не менее признает в нем несомненного лидера.