Камень/море

– Ну и что? Я в отпуске, мам, – радость разбивается о её тон, сползает с меня, как старая краска.

– Но ты не в вакууме живёшь! Встретишь учеников, их родителей, коллег… Какой скандал будет! Работу потерять захотела?

Как мы с ней тогда поругались!

Через год мамы не стало. Рак беспощаден, изгрыз её за несколько месяцев. А я… До сих пор чувствую обиду на мать. Даже теперь, когда её нет.

Железная Владислава Петровна с мамой бы согласилась. Учитель не должен выделяться. Об этом ещё Чехов писал: как бы чего не вышло!

В триста седьмом тишина. Вязкая, неестественная. Мотька успел ребятам рассказать о стычке с завучем. Сидит на последней парте, смотрит инопланетным волчонком.

Вздыхаю. Никакого желания начинать урок с изюминкой нет.

– Открываем тетради, мои хорошие. Записываем число.

Строгая зелёная доска задумчиво наблюдает за завозившимся классом.

***

Перемена – маленькая жизнь. В коридоре не столько тесно, сколько громко. Стайки детей кочуют от кабинета к кабинету, тараторят так, словно это последний шанс наговориться. Мелькают усыпанные значками рюкзаки да голые лодыжки.

А за высокими окнами – ноябрьская метель. Тоже куда-то спешит, не угомонится.

Взгляд цепляется за подвижную девочку в толпе семиклассников. Анфиска! Она не то что висок выбрила – треть головы. Интересно, в этом тоже меня обвинят?

Развить эту мысль мне дает ураган по имени Никита: он прорывается сквозь группу семиклашек и едва не налетает на меня.

– Коротков! А ну вернись! – успеваю крикнуть вдогонку. Ник тормозит.

– А я-то че, Марин-Николавна? – разводит руками, дурачок. Мне смешно, но важно сдержать улыбку.

– Убиться хочешь? Или меня зашибить? Удобная позиция: нет учителя – нет контрольной.

–А че? Я ж не задел даже: лавирую, как гонщик.

– Давай сбавим скорость, не… – ирония застревает в горле: толстовка, с ярким принятом. Этого достаточно, чтобы обратить меня в Горгону. – Почему не в форме?

– Да я-то че, я сниму… А вы лучше на носки Мотьки гляньте, закачаетесь!

– Носки? И что с ними не так? – над бровью включается боль, словно кто-то упорно давит на неработающую кнопку.

– Не-не, сами смотрите! Я ничё не говорил.

Вот поросята! Стулья подняты не все, на доске дурацкие сердечки. Хватаю тряпку. Черт! Несколько кусочков мела падает на пол… Не растоптать бы. Зло смахиваю белые линии, нагибаюсь.

– Здравствуй, Мариночка, – с перепугу больно ударяюсь локтем о железный желобок. Оставшиеся мелки рассыпаются по полу.

Черт! Черт! Черт!

На приветствие отвечаю невнятным бурчанием.

Инга Геннадьевна, устроившаяся на последней парте с тетрадями, конечно, не виновата. Это мне пора нервы лечить.

– Тебя Владислава Петровна просила зайти, – добавляет она.

– Видимо, чтобы лекцию мне прочитать. О носках.

– О носках? – от тетрадей Инга Геннадьевна взгляда не отрывает. Только подведенные черным брови вопросительно изгибаются.

– О не соответствующих форме носках, – успокоиться не получается. Набрасываюсь на стол. Давно пора разгрести эту гору макулатуры: раздаточный материал, документы, какие-то записочки… – У Матвея новая форма протеста: вчера носки с Гомером (Симсоном, конечно), сегодня с логотипом виски. Увидит Владислава Петровна – опять скандал выйдет. Ой, легче выкинуть все эти бумажки, чем разобрать!

Инга Геннадьевна усмехается и перечеркивает что-то в лежащей перед ней тетради. Вот кого вряд ли дергают из-за подобных вопросов: спокойная, всегда в платьях да при мэйкапе, и дети с ней не спорят никогда.

– Самой от себя мерзко! – сажусь. Ладонь прижимаю ко лбу: боль над бровью все не утихает. Потом привычно ерошу ежик над левым ухом: тут я позиций не сдала, прическа та же. – Меня не носки учеников должны волновать, а знания!

– Послушай, – Инга Геннадьевна закрывает последнюю тетрадь и выпрямляется. – Школьная форма – это всего лишь требование. Не мы придумали – не нам менять.

– Да, но я то почему должна цербером за детьми из-за этой формы бегать? Владислава Петровна как помешалась на этом вопросе… Нашла причину! Дети требования не исполняют, а виновата моя прическа!

– Владислава Петровна, конечно, перегнула палку. Но в целом она права: форма дисциплинирует. Что до индивидуальности… Самовыражаться нужно не во внешности, а в поступках.

Вздыхаю. За окном все еще вьюжит. Строгий монохром: черные ветви рябиновой аллеи, безъягодной в этом году, и снег.

Неужели я ошибаюсь? Коллеги опытнее меня, на уроках у них всегда тишина, все делом заняты, а у меня… То и дело приходится кого-то успокаивать да усаживать, и болтают бывает…

Стать строже? Принципиальнее? Чаще звонить родителям, следить за соблюдением правил… Так нужно.

Но почему-то от этой мысли горько.

***

Тетради проверены, уроки подготовлены, можно и отдохнуть.

Монитор приветливо мигает. Устроившись в кресле, я ставлю ноут на коленки и открываю браузер.

Скольжу вниз по ленте новостей в контакте. Подруга на пляже в Турции, котики, стихи… Кто тут у нас? Бродский призывает не выходить из комнаты. Я с ним солидарна. Хочется тишины, даже музыку не включаю.

А это что? Заголовок кричит: учительницу из Барнаула уволили за фото в купальнике. Кликаю по ссылке.