Камень/море

Что, серьёзно? На фотографии девушка в закрытом купальнике на фоне ещё покрытого льдом озера, с грамотой. Соревнования моржей, значит.

Листаю дальше. А вот ещё похожая история, почти год назад. И тоже соседка – историк из Омска. Фотосессия в стиле пин-ап. Как на старых открытках. Вполне приличная.

Только подобное фото, с точки зрения руководства и родительской общественности, нарушает профессиональную этику педагогов.

Что же, теперь и на пляж ходить в костюме? И шорты летом ни-ни? А я из-за причёски переживала!

Учитель, помни: большой брат смотрит на тебя! Родительская общественность бдит! Вино покупай, предварительно оглядевшись по сторонам. Лучше вообще не покупай. Костюм пусть врастёт, станет второй кожей. О тату и пирсинге даже думать не смей.

Короче, следи за собой, будь осторожен!

Пальцы уже выбивают гневную дробь по клавиатуре. Строчки множатся.

Останавливаюсь перевести дух. В голове тут же включается чеховский Беликов: как бы чего не вышло. Смотрит строго, ни дать ни взять Владислава Петровна.

Del. Del. Del.

Остынь. Понапишешь, потом пожалеешь.

***

– Здравствуйте, хорошие мои, – класс садится. Ни смешков, ни перешептываний. Даже Ник не выдаёт обычного "Здравия желаем, товарищ капитан!"

Оглядываю ребят. Мотька отвернулся. Хмурится, плавит взглядом окно. Ник нервно дёргает ногой. Милена сидит, опустив голову. Прячет лицо за светлыми прядями.

– Что случилось? – кладу мел на стол.

Молчат, партизаны. Часы тикают, отмеряют время, отведённое на знаки препинания в предложениях с несколькими придаточными. Но есть в жизни вещи куда важнее всех придаточных вместе взятых.

– Мотька урок сорвал! – не выдерживает Ник.

– Можно подумать, только Мотька! – оборачивается к нему Софа.

– А я че? Мотя первый начал!

– Он начал, ты поддержал! Вам-то все равно, а мне химию сдавать!

– Не кипишуй, ты-то сдашь, отличница! – огрызается Ник.

– Матвей? – смотрю на него вопросительно: опять закусился с Владиславой Петровной? В ответ – молчание. Сжимает челюсти. Упрямо откидывает зелёную чёлку.

– Да отвяжитесь от него! – Милена поднимает голову. Под глазами красные пятна, тушь поплыла. – Мотька один ей ответил! Не зассал!

Милена всхлипывает и частит нервно:

– Завуч она, вот пусть и заведует школой! Какое ей дело до нас! Я задачу решила? Решила! Неправильно – так и скажи. Двояк поставь! Объясни! А то, что я с мальчиком гуляю – её ебет вообще?

Класс выдыхает, поворачивается на меня. Ник присвистывает:

– Ну ты дала!

Морщусь, но делать сейчас замечание бесполезно. Милена судорожно хватает ртом воздух, вскакивает и выбегает из класса.

Эля, ее соседка по парте, встревоженно смотрит на меня. Иди, – киваю ей. Пусть успокоит подругу. Позовёт, если что.

– Она задачу не решила, – голос Матвея глухой, напряжённый. – А Влада ей: какая тебе химия, скорей детишек настрогай да в декрет. А тот, долговязый, пусть обеспечивает…

– Матвей, задержись.

Он поворачивается всем телом, будто ожидает нападения. Инопланетный зеленый волчонок: детеныш, но клыки острые.

Растрепанные полоски жалюзи трепещут, бьются о подоконник. Когда ветер выдыхается и останавливается перевести дух, кабинет оживает птичьими трелями. Пестрота звуков сбивает с настроя. Закрываю. Несколько шагов от стола до окна и обратно дают мне собраться с мыслями.

– То, что ты заступился за Милену – достойный поступок. Но перед Владиславой Петровной нужно извиниться.

Ник, когда я с ним говорила, смотрел в стол. Кивал. Дергал ногой: ему не терпелось сбежать. Что с него взять? Он просто подхватил шумиху: чем больше ругани, тем меньше остается урока. Но извиниться согласился сразу. Мотька – другое дело. Руки напряжены, пальцы в тугом замке, глаз с меня не сводит.

– Милене вы тоже приказали извиниться? За то, что с мальчиком гуляет?

Окно закрыто. Никакого сквозняка. Но – зябко. Мурашки по рукам и спине. Снимаю со спинки стула пиджак.

– Нет, – застегиваю пуговицы, а кажется, что выстраиваю стену. – Милена подготовится к следующему уроку, закроет двойку. Вот и все. Никаких претензий у нее к Владиславе Петровне нет, если ты об этом.

– Ха! – Матвей усмехается, откидывает мешающуюся челку с глаз. – Конечно, Милена промолчит. Разборки – это значит мать в школу. И всплывут двойки, Игорь вот еще – Милу сразу же дома запрут до самого выпуска. А вы, Марина Николаевна?

– Матвей. Сейчас речь не о Милене, – голос металлический. Прячусь за ним. Позорно. Но и вестись на провокацию не хочу. – Речь о тебе. До конца года месяц. Потом экзамены и прощай, школа. Ты можешь месяц потерпеть и не устраивать из урока побоище?

– От вас не ожидал, – Мотька встает. – Прогнулись. Будете такой же горгульей, как завучиха. Лет через -дцать. Только программа и правила. Ничего больше.

Больно. Жестоко. Как умеют только подростки. Он вряд ли понимает, а я держу лицо из последних сил.

– Да, не переживайте: извинюсь, – насмешка разъедает броню кислотой. Уходи же! – С меня не убудет. А те, кому надо, спокойно пусть готовятся. Экзамены ж.

***